Традиционно под межкультурными коммуникациями понимается речевое взаимодействие между представителями разных национальных культур, в том числе, на наш взгляд, к таковым можно отнести и выделенные по гендерным, возрастным характеристикам, а также принадлежности к корпорации. Обычно корпорация трактуется как объединение, союз, создаваемый на основе профессиональных или сословных интересов. На основании этого определения под корпоративной культурой мы понимаем как профессиональную культуру (культура, формируемая специалистами какой-либо области деятельности в течение длительного времени, передающаяся вместе со специфическими знаниями), так и организационную культуру (культура, формирующаяся внутри конкретного предприятия,  выделяющая его из числа других).

Мы признаем влияние национальной культуры на все существующие в ее рамках субкультуры, в том числе и корпоративные, поэтому свое  исследование на данном этапе ограничиваем рамками русской культуры.

Одной из функций культуры является выработка стереотипов, которые служат для закрепления эффективных стратегий поведения, выработки общей картины мира, отраженной в языковом сознании, объединению ради достижения какой-либо цели.  Оптимальные стереотипы эффективного поведения сохраняются для новых членов группы в том числе и посредством закрепления через язык (выделение какого-либо предмета, действия и его называние). Не случайно этнологи определяют культуру как «внебиологически выработанный и передаваемый способ человеческой деятельности, адаптивный механизм, облегчающий человеку жизнь в мире» (Садохин, Грушевицкая: 291).

Подобную мысль высказывает и исследователь организационной культуры Э.Шейн (Edgar H.Schein):  «Культура группы может быть определена как паттерн коллективных базовых представлений, обретаемых группой при разрешении проблем адаптации к изменениям внешней среды и внутренней интеграции, эффективность которого оказывается достаточной для того, чтобы считать его ценным и передавать новым членам группы в качестве правильной системы восприятия и рассмотрения названных проблем» (Шейн: 32).

Т.Н. Персикова сравнивает стереотипы с подсказками, которые помогают людям ориентироваться в окружающем мире, а стойкость стереотипов она объясняет выполнением целого ряда задач, заключающихся в вооружении готовыми и простыми объяснениями человеческих поступков; предвидении того, чего можно ждать от собеседника; создании основы собственного поведения по отношению к другим. То есть стереотип – это одна из подсказок, помогающих формировать суждения, предсказания и оценки других людей (Персикова: 30-31).

Среди основных функций культуры ученые называют и коммуникативную, которая проявляется в том, что «культура сохраняет в себе формы и способы общения и передачи информации, предлагает определенные традиции, накопленный опыт, нормативы, идеалы и другое. Можно сказать, что культура коммуникабельна в противоположность бескультурью, для которого взаимодействие с миром выражается в разрушительной или враждебной форме, в том или ином конфликте, а потому невозможно или затруднено» (Быстрова: 95).

Любая культура связана с языком. По мнению К. Леви-Строс, язык есть одновременно и продукт культуры, и ее важная составная часть, и условие существования культуры. Более того, язык – специфический способ существования культуры, фактор формирования культурных кодов. В.И. Маслова считает одной из фундаментальных функций языка – быть орудием создания, развития, хранения и трансляции культуры. (Маслова: 30). Д.Гудков, рассматривая проблему взаимоотношения языка и культуры, делает следующий вывод: «Язык не может существовать вне культуры, как и культура не может существовать без языка, они представляют собой нерасторжимое целое, любое изменение каждой из частей которого ведет к обязательным изменениям другой его части» (Гудков: 17). Именно язык является своеобразным индикатором культуры, благодаря которому можно проникнуть в ее глубины, невидимые извне. Об изучении культуры через язык писали в своих работах А. Брюкнер, В.В. Иванов, В.Н. Топоров, Н.И. Толстой и другие.

Однако язык не сводим только к коду, об этом  в своих  трудах говорил еще Вильгельм фон Гумбольдт: «Разные языки – это отнюдь не различные обозначения одной и той же вещи, а различные видения ее» (Гумбольдт: 349). Особенно важно это учитывать при взаимодействии представителей разных культур. Е.Ф. Тарасов напрямую связывает проблемы межкультурного общения, как и проблемы речевого общения в целом, с темой языкового сознания, определяя знаковое общение, в том числе и речевое общение, как процесс оперирования образами сознания, на которые коммуниканты указывают при помощи тел знаков (означающих). В этом случае общность языковых сознаний становится необходимой предпосылкой речевого общения, а неполная общность является основной причиной коммуникативных конфликтов – конфликтов непонимания партнерами друг друга из-за их принадлежности к разным национальным культурам. Далее автор делает вывод, что «межкультурное общение – это случай функционирования сознания в аномальных («патологических») условиях, когда отсутствует оптимальная общность сознаний коммуникантов» (Тарасов 1998: 30). Именно поэтому при изучении межкультурного взаимодействия на первое место выходит языковое сознание – новый объект психолингвистического анализа, сформированного за последние 15 лет в рамках Московской психолингвистической школы (Ю.А. Сорокин, Е.Ф. Тарасов, Н.В. Уфимцева, В.А. Пищальникова и др.), поскольку проблемы общения  зачастую обусловлены не проблемами несовпадения языков как кодов, а несовпадением языковых сознаний коммуникантов. Е.Ф. Тарасов определяет языковое сознание как «образы сознания, овнешняемые языковыми средствами: отдельными лексемами, словосочетаниями, фразеологизмами, текстами, ассоциативными полями и ассоциативными тезаурусами как совокупностью этих полей» (Тарасов 2000: 3).

Одним из первых об общении как о воздействии именно на образ мира собеседника говорил А.А. Леонтьев: «Общение, коммуникация – это в первую очередь не что иное, как способ внесения той или иной коррекции в образ мира собеседника (ситуативный, фрагментарный и в то же время непосредственный, то есть образ «большого» мира, или глобальный, но выключенный из реальной деятельности и реального переживания этого мира, то есть образ «малого» мира, мира абстракций). Соответственно усвоение нового языка есть переход на новый образ мира, необходимый для взаимопонимания и сотрудничества с носителями этого другого языка и другой культуры. Чтобы язык мог служить средством общения, за ним должно стоять единое или сходное понимание реальности. И наоборот: единство понимания реальности и единство и согласованность действий в ней имеют своей предпосылкой возможность адекватного общения» (А.А. Леонтьев 1997:72).

Для нашего исследования также очень важна мысль А.А. Леонтьева о наличии инвариантных образов мира: «Можно наряду с индивидуальными вариантами говорить о системе инвариантных образов мира, точнее – абстрактных моделей, описывающих общие черты в видении мира различными людьми. Такой инвариантный  образ мира непосредственно соотнесен со значениями и другими социально выработанными опорами, а не с личностно-смысловыми образованиями как таковыми.

С теоретической точки зрения таких инвариантных образов мира может быть сколько угодно – все зависит от социальной структуры социума, культурных и языковых различий в нем и т.д. В последнее время возникло даже понятие «профессионального образа мира», формирование которого является одной из задач обучения специальности. Вообще процесс обучения может быть понят как процесс формирования инвариантного образа мира, социально и когнитивно адекватного реальностям этого мира и способного служить ориентировочной основой для эффективной деятельности человека в нем.

Так или иначе, наше знание о мире неразрывно с нашей деятельностью в мире, нашим диалогом с  миром…» (Леонтьев А.А. 1997: 273).

В.Ф. Петренко при выделении категориальных структур сознания говорит, что «вариативность картины мира, присущей субъекту, специфицирует не только различные национальные, культурологические общности, но и различные социальные, профессиональные, возрастные группы, и далее – уже в области психологической науки – можно говорить о специфике мировосприятия конкретной личности, о присущих ей способах категоризации действительности, о специфическом, индивидуальном «языке личности»» (Петренко: 38).

Об особых «образах мира» в разнотипных профессиях говорит Е.А Климов: «… общение с профессионалами (оно должно протекать с учетом их привычного языка) требует и некоторого мысленного погружения в их своеобразные миры» (Климов 1995: 13). «Профессия, трудовое занятие в каждом случае представляет собой сложный мир, в частности, незримых объектов, переживаний, владения определенными незримыми профессиональными целостностями  - «гештальтами» (скажем, делопроизводитель в канцелярии мысленно оперирует представлениями о таких тонкостях, как «компетенции подразделений учреждения», электросварщик ручной сварки – представлениями о цвете, типичном поведении, «виде» через темное стекло расплавленного металла, с одной стороны, и шлака – с другой).

Для новичка соответствующие системные организации признаков объектов как бы не существуют – он их не видит. И здесь мы упомянули только «крохи» тех особых внутренних миров, которые открыты профессионалам и закрыты непосвященным. Скажем так: у стороннего наблюдателя просто порой нет слов-названий для всего того, что существует перед профессионалами; иначе говоря, перед сторонним наблюдателем открывается часто не более чем «пустота» там, где для профессионалов существуют богатые и разнообразные миры впечатлений, материалов для размышления и практического действия» (Климов 1995: 15). Важным, на наш взгляд, представляется в данной концепции то, что ее автор подчеркивает значение языкового сознания (хотя не дает данное понятие): «Чтобы ориентироваться в какой-то предметной области, то есть чтобы заметить возникающие впечатления, переживания, да еще и не путать их друг с другом и сохранить в сознании, в опыте, надо располагать некоторыми специальными средствами. К числу средств такого рода относятся прежде всего слова-названия… Скажем, стекольщик смотрит на стекло и видит там «мадежи», столяр видит в древесине «крень», «метики», «отлупы», ткачиха в своем предмете труда – «близны» и многое другое; осмотрщик – ремонтник вагонов, встречая поезд, слышит, а не видит) «наклепы на колесах, дирижер в благозвучном аккорде слышит вдруг «петуха» и т.д.

А для исследователя, исходящего из общеязыковых эталонов, этого всего может не быть; в результате – идея переоценки невербальных составляющих сознания профессионала.

Человек обычно живет, как бы не замечая, не воспринимая многого из того, для обозначения чего у него нет слов-названий. При этом он не знает о своем незнании; оно заметно либо только со стороны, либо становится заметным со временем, по мере обретения опыта (и человек начинает порой удивляться: «как же это я раньше не знал!»). Как правило, он видит, замечает лишь то, для чего есть сколько-нибудь подходящие слова. Более того, если есть слова-названия для несуществующих, вымышленных вещей, объектов, мифологических существ, то человек живет и ведет себя так, как будто они есть, скажем, боится «злых духов» или привидений (…). Эта закономерность (зависимость устройства мира, в котором живет «вот этот» человек, от усвоенных слов и связанных с ними идей) распространяется не только на «окружающую среду» (предметную и общественную), но и на собственное тело человека» (Климов 1995: 26-27).

Известный социолог Т. Шибутани также писал о том, что для общества «характерно разнообразие картин мира среди людей, живущих в одном месте. Эти различия находят отражение даже в повседневном языке, и мы говорим о людях, живущих в различных социальных мирах – в мире науки, в мире спорта, в театральном мире» (Шибутани: 100). При этом он определяет общность людей через взаимодействие: «Каждый социальный мир – это культурная область, границы которой определяются не территорией и не формальным членством в группе, а пределами эффективных коммуникаций» (Шибутани: 111), - и выделяет мир профессионалов: «Среди этих миров наиболее организованным является мир профессиональный, поскольку для вступления в него обычно требуется длительное обучение, получив однажды ту или иную специальность, человек редко ее оставляет» (Шибутани: 113).

Итак, при межкультурном общении, включающем  и взаимодействие представителей разных корпоративных культур, необходимо учитывать своеобразие «профессионального образа мира», который формируется при  обучении специальности и дальнейшей трудовой деятельности.

Говоря о своеобразном профессиональном языковом сознании, существование которого признают многие ученые, следует учитывать различные степени его сформированности, которые, по нашим наблюдениям зависят не столько от времени работы, сколько от заинтересованности, вовлеченности, нацеленности на профессионализм (поэтому можно выделять в каждой сфере деятельности «профессионалов» и «непрофессионалов»), и умении/ неумении человека «переключаться» на обыденное сознание. С помощью эксперимента мы показали, как концептуально могут различаться языковые сознания сотрудников даже в одной организации (Харченко: 2000).

При высокой степени вовлеченности в деятельность возникает опасность зацикленности профессионального сознания на себе, что иногда называют «профессиональным идиотизмом», когда весь мир, в том числе и окружающие люди, воспринимаются только через призму работы: врач в каждом видит пациента с набором болезней, психотерапевт наблюдает психические отклонения, певец отслеживает постановку голоса и под. Проблему профессиональной деформации личности подробно анализирует в своей работе С.П. Безносов (2004), который предлагает при организации психологического обеспечения трудовой деятельности предусматривать специальный раздел мероприятий по профилактике негативных эффектов профессиональной деятельности.

Другой крайностью можно считать отсутствие профессии в сфере интересов человека, когда работа рассматривается как добывание средств к существованию, а все внимание направлено на другие виды деятельности (вышивка, спорт и под.). В последнем случае языковое сознание формируется под воздействием хобби, а не профессии.

Рассмотрим в связи с этим еще одну проблему, возникающую при коммуникации профессионала и потребителя в сфере «человек – человек» (особенно между продавцом и покупателем, врачом и пациентом). Огромный объем информации, связанный с узкими профессиональными знаниями, благодаря рекламе стал общеизвестным (сегодня практически все знают, что такое липиды, иммунитет, холестерин, триклозан), все чаще потребителей и пациентов называют «профессиональными», что подразумевает наличие у них каких-либо сведений, часто отрывочных в конкретной области. В частности, об этом может свидетельствовать и экспериментальное исследование ассоциативных связей лексики в составе профессионального тезауруса врачей, проведенное Л.С. Рудинской. Сопоставление полученных реакций показывает совпадение реакций у испытуемых врачей и обычных носителей языка не только на общеупотребительные слова (игла, лоскут, область, отверстие, слой и др.), но и на «слова из языка медицины» (анемия, бронхит, диабет, гемоглобин, кровообращение, небо, лейкоз и др.). Так, практически совпали реакции врачей и неспециалистов на стимул «кровообращение» - сердце, сосуд, сосуды, кровь, снабжение большой и малый круги / круг большой и малый, в то же время было отмечено относительно большое количество специальных слов у врачей на стимул «пункция» - плевра, забор, ликвор, асцит, люмбальная (Рудинская: 264-266). Однако овладение только терминологической базой какой-либо сферы деятельности не позволяет человеку стать профессионалом, пока не сформируется особый образ мира.

Л.Д. Захарова и Т.В. Такташова так объясняют различную знаковую природу слов-терминов для конкретных носителей языка: «Для «профанов» значение термина идиоматично, оно запоминается, хранится и воспроизводится по-иному, чем у «специалистов». В концептуальном мире «профана» слово-термин хранится в прототипической форме – гештальт-образ, ситуативный фрейм, поэтому оно адекватно используется – воспроизводится и воспринимается – в сходном контексте; если же контекстуальные условия несколько изменить, то следует ожидать детерминологизации. У «специалиста» способ хранения термина имеет «полную форму»: образ-гештальт, концепт, концептуальная картина фрагмента мира; специалист воспринимает и запоминает термины как структурированные вербальные единицы, именно поэтому в его речи часто производятся контекстуальные замены терминоединицы, что приводит к образованию терминов-синонимов» (Захарова, Такташова: 161).

Подводя итог вышесказанному, можно сделать вывод, что основные проблемы в межкорпоративной коммуникации связаны с наличием/отсутствием общности знаний, что проявляется в следующем:

1)                  отсутствие у собеседника наполнения тела знака (например, при назывании диагноза врачом, или перечислении технических характеристик машины продавцом);

2)                  наполнение тела одного знака разным содержанием;

3)                  незнание дополнительной, символичной нагрузки у знака.

В первом случае мы сталкиваемся с явлением, которое ученые называют «лакуны» – белые пятна на семантической карте языка (Ю.А. Сорокин, И.Ю. Марковина). Ю.А. Сорокин  неоднократно обращается к понятию «лакуны»,  суть которого, по его мнению, заключается «в том, что в ряде случаев фрагменты вербального и невербального поведения оказываются «непрозрачными» по отношению друг к другу, характеризуясь для представителей сопоставляемых лингвокультурных общностей различным когнитивно-эмотивным и аксиологическим статусом. Осознание различного статуса этих фрагментов опредмечивается носителями того или иного языка и культуры в виде следующих оценок: «непонятно - понятно», «непривычно - привычно», «незнакомо - знакомо», «неточно/ошибочно – верно». Иными словами, оценки по этим шкалам являются не чем иным, как фиксацией различий и совпадений в культурологическом пространстве… - фиксацией опорных точек (культурологических вех), значимых для общения и обладающих различной мерой когнитивности, эмотивности и аксиологичности для носителей языков/культур» (Сорокин: 146). «Лакуны возникают в процессе общения из-за недостаточного знания коммуникантами друг друга, из-за несовпадения тех «комплексов знаний», которыми владеют коммуниканты, а также в силу ряда причин социально-психологического характера, таких, как традиции и обычаи, привычки и темперамент, эмоции, образный или рациональный тип восприятия мира» (Марковина, Сорокин: 55-56).

Примерами таких явлений могут служить следующие: у профессионалов существует множество названий для реалий, о которых непрофессионалы даже не догадываются (за примерами можно обратиться к языкам для специальных целей), а в организациях, как правило, встречаются имена сотрудников, непонятные «непосвященным», поскольку связаны с какой-либо историей, ставшей легендой, или характеристикой. Часто имя директора заменяется  общими родовыми названиями иностранного происхождении: шеф, босс, или русскими эквивалентами: наш, сам, хозяин. Очень распространено особое, внутреннее, называние, например, «Наш маг и волшебник» связано с первыми буквами фамилии, имени и отчества директора – МАГ, к которым затем уже добавилось слово волшебник.

Во втором случае опасна иллюзия понимания, которая может возникать при совпадении формы (тел) знаков, прочитываемых собеседниками по-разному. Мы зафиксировали такую ситуацию при общении врача и пациента:

Зубной кабинет, детский ортопед:

В: Так, проходите,  что у вас, установка аппарата?

К: Да.

В: Что-то я не могу его найти. Вы из Челябинска? Когда вы на приеме были?

К: Из Челябинска. 19 декабря, по-моему, или около того.

В: И мы сделали слепок?

К: Да, что-то вы ей (дочери) в рот засовывали, массу какую-то.

В (показывает): Такую?

К: Да, такую.

В: Что-то вас в журнале нет и 18, и 19, и 20 тоже нет. Точно были?

К: Точно.

В: Ладно, еще поищу (уходит).

В: А вы заплатили?

К: Нет, вы сказали на установку с деньгами прийти, а до этого не платить.

В: Я не могла такое сказать. У нас аппараты делают только после оплаты.

К: Я точно помню, что вы сказали не платить.

В: А у вас, может быть, брекеты?

К: Да, брекеты.

В: Что же вы сразу-то не сказали, голову мне тут морочите.

К: А я откуда знаю, что вы имеете в виду под словом аппарат.

В: Аппарат - это пластинка вот такая вот (показывает), а у вас брекеты, за них действительно заранее платить не надо. Столько времени тут с вами потеряла!

Подобные примеры приводит в своей монографии З.И. Хованская, говоря о полном переосмыслении значения слова в разговорной речи, которое может осуществляться не только в рамках словесного контекста, но и под влиянием ситуации и даже в зависимости от сферы общения без дополнительных ситуационных факторов. При этом автор приводит следующий диалог между дамским мастером в парикмахерской и клиенткой служит примером профессионально-группового и индивидуального переосмысления словарных единиц.

Клиентка: Где бы купить такую металлическую расческу, как у Вас?

Мастер: Вам нужна не расческа, а хвостик.

Клиентка (крайне удивлена): Хвостик? Зачем мне хвостик?

На языке парикмахеров «хвостик» - это металлическая расческа с тонкой ручкой, а в понимании клиентки это особая прическа или, учитывая контекст «купить», - накладные волосы. Первое переосмысление трактуется как профессионально-групповое, второе – индивидуальное (накладные волосы, их расхождение приводит к утрате взаимопонимания и создает комическую ситуацию. Второй приведенный пример профессионального переосмысления слова  представлен в следующем диалоге:

Покупатель: У вас хлеб вчерашний?

Продавец: Не вчерашний, а ночной.

Слово «вчерашний» переосмыслено в этой сфере и стало синонимом «суточного», а хлеб, привезенный накануне вечером, на следующее утро считается не вчерашним, а ночным» (Хованская: 82-83).

Третий пункт, обозначенный как «незнание дополнительной, символичной нагрузки у знака», подробно анализируется в работе Е.Ф. Тарасова, где при построении теории межкультурного общения он уточняет, что же именно может вызывать затруднение при общении представителей разных культур. Для этого автор разделяет качества культурных предметов на природные, функциональные и системные. Природные качества природных явлений и культурных предметов определяются их материально-структурными качествами. Второй род качеств образуют функциональные качества, в основе которых лежит принцип назначения. Этими качествами обладают только культурные предметы или природные явления, вовлеченные в человеческую деятельность. Эти качества (природные и функциональные) материально воплощены в культурном предмете: первые – в субстанции предмета, вторые – в его форме. Системные же качества культурных предметов непосредственно не наблюдаемы, сверхчувственны и часто знаковы, символичны; это не собственные качества предмета, а качества самой системы, перешедшие в культурный предмет как часть этой системы, а следовательно, возникают они и обнаруживаются только при соотнесении их с системами, в которых функционируют. Отсюда следует, что сверхчувственные качества предметов конкретной национальной культуры открыты только носителю этой культуры, обладающему знанием культурных и социальных систем, элементом которых являются эти культурные предметы. Далее Е.Ф. Тарасов делает следующий вывод: «Сверхчувственные качества предметов одной национальной культуры А могут быть постижимы для носителей чужой культуры В только в той степени, в которой в двух культурах А и В совпадают системы, содержащие предметы, являющиеся аналогичными в культурах А и В» (Тарасов 1998: 33-34). Коммуникативные конфликты в межкультурном общении, по мнению автора, чаще всего возникают как следствие полного или частичного незнания национально-культурной специфики сверхчувственных качеств культурных предметов, вовлеченных в общение. Причем культурные предметы по критерию своих свойств делятся по крайней мере на два класса: во-первых, с четко выраженными знаковыми характеристиками (для стран Западной Европы предметами престижного потребления являются модная одежда, престижный автомобиль, вилла в западной части города), во-вторых, потенциально обладающие знаковыми свойствами и реализующими их нерегулярно, а регулярно выступающие в своих функциональных качествах. Источниками коммуникативных конфликтов являются культурные предметы второго класса, так как их знаковые свойства не становятся предметом регулярного инструктивного обучения, как это происходит с языковыми и другими знаками, а открываются  носителям культуры в процессе общения и поэтому знание об их знаковых свойствах существует на бессознательном уровне и приобретается в ходе присвоения культуры (Тарасов 1998: 33-34). Несмотря на то, что все высказанное Е.Ф. Тарасовым относится в первую очередь к национальной культуре, подобные явления прослеживаются и в корпоративных культурах. Так, для профессионалов, как правило, большое значение имеет качество инструмента, который наряду с функциональными несет иные характеристики, неуловимые неспециалистами, но несущие информацию представителям той же сферы деятельности (это может быть фирма-производитель, надежность, престижность, степень износа и прочее). В организациях может быть разработана целая система знаков, имеющих смысловую нагрузку для сотрудников, - это переходные призы, порядок выступлений на совещании, расположение за столом, форма одежды (все больше фирм вырабатывают стандарты внешнего вида сотрудников) и под. В западной литературе можно встретить большое количество примеров подобного типа: от красных пуговиц на спецодежде у новичков, сигнализирующих о необходимости повышенного внимания к их действиям, до подвешенной в коридоре двери от кабинета управляющего, символизирующей свободный вход к нему в кабинет. Можно говорить о том, что внутри корпорации  культурные предметы также часто несут дополнительное значение, известное сотрудникам и непонятное другим людям.

Таким образом, при изучении профессионального общения особое место уделяется  языковому сознанию субъектов деятельности. Особенно важно это в случае обращения к анализу межкультурных коммуникаций, к которым относятся и взаимодействия представителей разных корпоративных культур.

Следовательно, к межкультурным коммуникациям, обычно понимаемым как взаимодействие носителей разных  национальных культур, с нашей точки зрения, можно отнести и взаимодействие носителей корпоративных культур. Наиболее актуальным нам представляется учёт разницы языкового сознания при общении специалистов разных профилей, а также профессионалов  и профанов (неспециалистов в конкретной сфере деятельности).  При помощи метафоры «носитель профессиональной культуры» в данной работе предлагается описывать качества сознания человека, которые сформировались при «присвоении» определённой профессиональной культуры: перцептивные, полученные от органов чувств; концептуальные, формируемые в ходе мыслительной деятельности; процедурные, описывающие способы и последовательность использования перцептивных и концептуальных данных. Например, носитель филологической культуры имеет сознание, состоящее из психических образов и представлений, бытующих в своей среде, объединяющей лингвистов и литературоведов.    Эти знания в виде образов сознания и представлений (значений слов), ассоциированные со словами (телами языковых знаков) используются коммуникантами для построения мыслей при кодировании и декодировании речевых сообщений с учетом культурных стереотипов.

При взаимодействии людей разных профессий выделяются особенности:

1) в построении речевых стереотипов, осуществляемых в соответствии со стратегиями действий, которые формируются в профессиональном сознании; 

2) в характеристиках образов сознания, отображающих предметы конкретной корпоративной культуры;

 3) в этнокультурной специфике, которая во многом определяет нормы речевого поведения профессионалов.

 Для достижения взаимопонимания необходимо, чтобы коммуниканты обладали общностью знаний об используемом языке и общекультурными навыками речевого общения, а также общностью знаний о мире в форме образов сознаний. Носители разных культур понимают друг друга в той мере, в какой образы их сознаний пересекаются (обладают общностью), несовпадение этих образов служит  причиной неизбежного непонимания при межкультурном общении. Это важно и при обучении профессиональному общению, поскольку легче сформировать навыки говорения (письма) и слушания (чтения), чем преодолеть различие профессиональных сознаний коммуникантов, особенно сложно это еще и потому, что мы часто не осознаем «инакомыслие» специалистов, однако это является естественным, если речь идет о представителях разных национальных культур.

В отличие от национальной и гендерной культур, корпоративная  (профессиональная) формируется в достаточно взрослом возрасте и на первых порах может восприниматься сознательно и даже оцениваться: при получении второго высшего образования или переходе на другое место работы человек, как правило, может четко выделить новые реалии, которые могут восприниматься как отступления от норм.

Наше  обращение  к  анализу межкультурного общения имеет целью получить данные о закономерностях речевого общения в профессиональных  сферах  и на их основе предложить вариативные модели оптимального речевого поведения.  Интерес к данной области как внешний (прагматический), так и внутренний (научный) связан с  все возрастающим вниманием российского общества к коммуникативному аспекту социального взаимодействия, развитием демократии, социально-экономическими изменениями (расширением сферы сервиса,  межкультурным обменом информацией и людьми в обучении, туризме и под.). Когнитивный поворот от бихевиоризма, внимание исследователей к познавательным процессам, использование моделей коммуникативного акта как методологических схем анализа (коммуникативный подход) – все это предполагается учесть при  использовании лингвистических  знаний для построения речевых моделей, обеспечивающих  взаимопонимание  и сотрудничество представителей разных профессий.

Термин «профессиональный тип личности» введён в науку Е.Шпраниром. Это подход основан на том, что участие людей в деятельности, обладающей существенными общими признаками, должно приводить к формированию у них сходных черт личности. А.А. Бодалев и О.Г. Кукосян при изучении особенностей восприятия людьми друг друга также отмечали факты влияния профессиональной установки на формирование у человека образа восприятия другой личности (А.А. Бодалев 1983, О.Г. Кукосян 1982). И наоборот, зависимость видения профессионала от сложившегося сте… Продолжение »