Т.А. Голикова
ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ ВОСПРИЯТИЯ ТЕКСТА
В психолингвистической традиции понимание текста означает «восстановление по тексту внетекстовой реальности» [1, c. 111], которое зависит прежде всего от социальных знаний индивида. Адекватное восприятие смысла подразумевает соотнесение текста с деятельностью, результатом которой и является текст, при этом критерием адекватности восприятия и понимания текста становится общность моделей ситуации у коммуникантов.
В психолингвистике осуществляются и попытки выявления конкретных способов (стратегий) понимания текста. Так, О.Д. Кузьменко-Наумова в ходе экспериментального исследования выделяет три группы читателей в зависимости от «глубины» понимания текста: «первая категория чтецов владеет визуальной формой чтения <...>, вторая категория чтецов есть, по сути дела, более слабый вариант первой <...>, третья категория чтецов владеет только формой чтения вслух» [2, c. 54]. На основе этого выявляются три психических типа читателей: первый тип интерпретирует текст в рамках авторской концепции, второй – в рамках собственной концепции, третий тип создает гибридную проекцию текста. Отсюда и три стратегии смыслового восприятия и понимания текста: 1) высокоэффективная синтетическая стратегия (контрсуггестивный тип чтецов); 2) малоэффективная синтетическая стратегия (суггестивный тип чтецов); 3) аналитическая стратегия (тип чтецов, занимающих промежуточное место между первыми двумя типами).
Для нашего исследования важно утверждение психолингвистов об учете индивидуальной картины мира в процессе понимания. Процессы восприятия и понимания, в представлении В. Гумбольдта, с одной стороны, осуществляются на базе перцептивных знаний, а с другой стороны, являются продуктом интеллектуальной деятельности субъекта.
Как отмечает А.Н. Леонтьев, «проблема построения в сознании индивида многомерного образа мира» [3, c. 254] должна ставиться как проблема восприятия, ибо результатом процесса восприятия и является образ мира. Образ мира, в понимании А.Н. Леонтьева, амодален, т.е. в нем актуальны не только те свойства объектов, которые обнаруживаются индивидом в процессе его деятельности, но и те, которые непосредственно не взаимодействуют с индивидом. В результате этого образ мира становится универсальной формой организации знаний индивида, определяющей возможности познания и управления поведением.
Процесс понимания, по мнению Р.И. Павилениса, «является процессом образования смыслов, или концептов» [4, c. 101], причем проблема понимания языка не релевантна вне проблемы понимания мира. Включая проблему понимания в круг проблем восприятия, ученый утверждает, что последнее базируется на перцептивном и концептуальном выделении объекта «из среды других объектов путем придания этому объекту определенного смысла, или концепта, в качестве ментальной его репрезентации» [5, c. 383].
В рамках интерпретирующего подхода В.З. Демьянков устанавливает, что понятие интерпретации совпадает с понятием когниции, которая «включает не только утонченные занятия человеческого духа (такие как знание, сознание, разум, мышление, представление, творчество, разработка планов и стратегий, размышление, символизация, логический вывод, решение проблем, делание наглядным, классифицирование, соотнесение, фантазирование и мечты) ... но и процессы более земные, такие как организация моторики, восприятие, мысленные образы, воспоминание, внимание и узнавание ...» [6, c. 23]. Применительно к интерпретации речи человеком – это вид когниции, непосредственным объектом которой является продукт речевой деятельности...» [6, c. 27]. Языковые средства, которые индивид отбирает из богатства языка составляют «языковую когницию». При продуцировании речи интерпретации подвергается внутренний мир человека в виде речи, при восприятии же – интерпретируется сама речь. Так как в общечеловеческой когниции заложены «универсальные когнитивные стратегии» [6, c. 30], то восприятия разных людей оказываются однотипными. Но вместе с тем когнитивная система индивида проницаема, способна к усвоению новых когниций, в частности, «новых стратегий интерпретирования» [6, c. 31].
В психолингвистике уже накоплен богатый опыт исследования восприятия текста с помощью разнообразных экспериментальных методик. Одной из таких методик, получивших широкое распространение в последнее время, является методика деформации текста с помощью разрезания его на части [Брудный 1975, 116; 1976, 154; Сорокин, Шахнарович, Скворцова 1976; Поликашина 1979] или с помощью пропуска в тексте элементов [Taylor 1953; Clark 1965; Фрумкина 1971; Рапопорт и др. 1976, Белянин 1983] с целью последующего восстановления текста испытуемыми.
По наблюдению многих исследователей [Лущихина 1965; Микк 1970; 1975; 1981] методика восстановления текста, в котором пропущены некоторые элементы, моделирует процесс восприятия целого текста в естественной ситуации, что позволяет считать ее надежным инструментом исследования этого процесса. Достоинства этой методики состоят также в том, что ее результаты позволяют сделать многоплановые выводы. Во-первых, представляется возможным получить данные о психолингвистической структуре текста, включающей правила его формального и содержательного построения. Во-вторых, с ее помощью могут быть получены данные о зависимости того или иного варианта восстановления пропущенного элемента текста от принадлежности испытуемого к определенной группе.
Наш психолингвистический эксперимент состоял в восстановлении языковых репрезентантов доминантных авторских смыслов. Это, во-первых, позволяет сопоставить процесс актуализации доминантных смыслов автором и реципиентами, во-вторых, выявить структуры и стратегии восприятия, осуществляемые реципиентами.
Реципиентам предъявлялись анкеты, содержащие фрагменты текстов В.В. Набокова. В текстах были пропущены слова, выделенные реципиентами как доминантные. Каждая анкета содержала задание: впишите на место пропусков необходимые, по-вашему, слова. Всего предлагалось 40 анкет.
Цель психолингвистического эксперимента заключается в выявлении стратегий восприятия художественного текста на основе фиксации реципиентами языковых репрезентантов доминантных авторских смыслов.
Эксперимент проводился в возрастных группах:
школьники 16–17 лет; студенты филологического, социологического, исторического, юридического, экономического, медицинского, педагогического факультетов 18–23 лет; аспиранты 23–35 лет.
Результаты эксперимента позволили выявить следующие стратегии восприятия текста:
- актуализация смыслового компонента концепта,
репрезентированного пропущенной лексемой;
репрезентированного другими лексемами текста;
- актуализация эмоционального компонента концепта,
репрезентированного пропущенной лексемой;
репрезентированного другими лексемами текста;
– актуализация смыслового поля эмоции;
– актуализация модальности эмоции;
– актуализация интенсивности эмоции;
- актуализация ассоциативных связей концепта;
- актуализация стереотипных связей концепта.
Выбор той или иной стратегии восприятия текста определяется, с одной стороны, смыслом самого текста, фиксирующего концептуальную картину мира его автора и задающим направление интерпретации, с другой стороны, содержанием концептуальной картины мира индивида, осуществляющего процесс восприятия.
Так, во фрагменте текста: «Поговорим откровенно: есть люди, так отсидевшие душу, что больше не чувствуют ее. Есть зато другие, наделенные принципами, идеалами, тяжко болеющие вопросами веры и нравственности; но искусство чувствования у них – прикладное искусство. Это тоже люди занятые: горнорабочие сознания, они, по принятому выражению, «копаются в себе», глубоко забирая врубовой машиной совести и шалея от черной пыли грехов, грешков, грехоидов. К их числу Граф не принадлежал: грехов особых у него не было, не было и принципов. Он занимался собой, как некоторые занимаются живописью или составлением коллекций, или разбором рукописи, богатой замысловатыми переносами, вставками, рисунками на полях и темпераментными помарками, как бы сжигающими мосты между образами, – мосты, которые так забавно восстановлять» [7, с. 386] была пропущена лексема «занятые». Реципиенты восстановили следующие репрезентанты: искусства – 9; в моем образе, веры, внутрь смотрящие, думающие, духовности, замкнутости, землекопы, идущие вперед, интересные, как и мы, ответственные, самобичеватели, стремящиеся вперед, так себе, только другие, труда – 1.
60% реципиентов фиксируют смысловое поле лексемы «занятые» (занятие – «дело, труд, работа» [8, I. 551]). Расширение данного поля происходит по семе «вид деятельности»: внутрь смотрящие, думающие, землекопы, идущие вперед, искусства, самобичеватели, стремящиеся вперед (бичевать – «резко изобличать, подвергать суровой критике» [8, I. 92]; думать – «размышлять, предаваться раздумью», «намереваться, собираться делать что-л.» [8, I. 452]; землекоп – «рабочий, выполняющий земляные работы» [8, I. 607/; идти – «приступать к какой-л. службе, деятельности» [8, I. 632]; искусство – «творческая художественная деятельность» [8, I. 680]; труд – «работа» [8, IV. 417]).
В анкете «Хотелось бы все-таки понять, откуда оно, это счастье, этот наплыв счастья, обращающего сразу душу во что-то большое, прозрачное и драгоценное» [7, с. 36] 56% реципиентов фиксируют смысловое поле эмоции как чувства, состояния. СЧАСТЬЯ – прошлого, чувств – 3; воспоминания, мыслей, эмоций – 2; веселья, воздуха, волнения, всего, настроения, памяти, разнообразия, света, сил, творчества, тепла, чувства – 1.
20% реципиентов выявляют интенсивность эмоции счастья: нашествие, чувство беспредельного счастья, море (море – счастья 3, счастье [9, I. 83]). 4% реципиентов восстанавливают модальность эмоции счастья.
Во второй пропущенной лексеме «счастья» смысловое поле выявляют 32% реципиентов: чувств, чувства, эмоций, настроения, волнения. Модальность фиксируют 12% реципиентов: веселья, света, тепла (веселье – «беззаботно-радостное настроение, радостное оживление» [8, I. 155]; ср.: счастье – «состояние высшей удовлетворенности жизнью, чувство глубокого довольства и радости, испытываемое кем-л.» [8, IV. 320]; свет – «то, что делает радостной, счастливой жизнь», «употребляется как символ истины, разума, просвещения или радости, счастья» [8, IV. 45]; в ассоциативном эксперименте на слово-стимул «свет» дается реакция «тепло 5»).
В анкете «...усталый, одинокий, толстый, стыдящийся со всеми тонкостями старомодной стыдливости своего заштопанного белья, истлевающих панталон, всей своей нехоленой, никем не любимой, дурно обставленной тучности, Василий Иванович был однако преисполнен какого-то неприличного счастья, происхождения неизвестного, не раз за всю его долгую и довольно-таки крутую жизнь удивлявшего его своим внезапным нашествием» [7, с. 362] смысловое поле эмоции фиксируют 52% реципиентов: чувства, оживления, предчувствия. 12% выделяют модальность эмоции счастья: удовольствия, восторга, веселья (удовольствие – «чувство радости, довольства от приятных ощущений, переживаний» [8, IV. 469]; счастье – «состояние высшей удовлетворенности жизнью, чувство глубокого довольства и радости» [8, IV. 320]; восторг – «сильный подъем радостных чувств; восхищение» [8, I. 217]; веселье – «беззаботно-радостное настроение, радостное оживление» [8, I. 155]). 4% реципиентов выделяют интенсивность эмоции счастья: «восторга». (Список реакций: чувства – 9; оживления – 2; безродного, веселья, влечения, восторга, жуткого, зуда, испуга, мечтания, недоумения, неопределенного, огорчения из-за, предчувствия, самодовольства, удовольствия – 1).
Таким образом, одной из стратегий восприятия текста по данным эксперимента является актуализация одного или нескольких компонентов поля интерпретации смысла, репрезентированного пропущенными лексемами. Актуализацию и построение такого концептуального поля определяет сам текст как совокупность отдельных лексем, каждая из которых указывает на семантические связи искомой лексемы.
Результаты актуализации семантических связей отдельных лексем текста различны: в одном случае выстраивается поле интерпретации смысла, репрезентированного пропущенной лексемой, в другом случае выстраиваются смысловые поля лексем, семантически и ассоциативно не связанные с пропущенной. В первом случае неэмоциональная лексика фиксирует 23% реакций, эмоциональная – 40% реакций, во втором случае неэмоциональная лексика составляет 26% реакций, эмоциональная – 17%.
Такое несовпадение в интерпретации эмоциональной и безэмоциональной лексики выявляет еще одну стратегию восприятия текста – актуализацию эмоционального компонента/компонентов концептуального поля интерпретации смысла.
Следующей стратегией восприятия текста, выявленной на втором этапе эксперимента, является актуализация ассоциативных связей текстовых репрезентантов. Выявленный нами незначительный процент (6%) актуализации ассоциативных связей не означает подчиненности данной стратегии другим стратегиям восприятия текста, так как наличие всех ассоциативных связей всех лексем и сочетаний лексем текста не поддается проверке, тем более, что массив личностных ассоциаций реципиентов значителен (около 40% реакций).
Такая стратегия восприятия текста, как актуализация стереотипных связей (ассоциативных, семантических, эмоциональных), выявляется также по данным небольшого количества реакций (4% – безэмоциональная лексика, 2,5% – эмоциональная). Это определяется, с одной стороны, спецификой материала, не предоставляющего особых условий для фиксации стереотипных реакций, с другой стороны, отсутствием четкого критерия разделения реакций на стереотипные и уникальные (можно ли рассматривать частотные реакции, фиксирующие адекватное восприятие оригинального художественного текста, как стереотипные?).
Характер восприятия текста, несущественно зависит от социального статуса, пола, возраста реципиентов. Однако необходимо учитывать, что специфика материала (художественный текст) потребовала привлечения к участию в эксперименте реципиентов, имеющих навык чтения художественной литературы.
Таким образом, процесс восприятия текста осуществляется как актуализации посредством определенного компонента концепта концептуального поля в целом. При этом ни одна из стратегий восприятия текста, а следовательно, и компонент концепта, не является доминирующим. Интерпретация текста индивидом осуществляется посредством актуализации любого компонента концептуального поля, репрезентированного в рамках данного текста и/или ассоциативно связанного с концептуальной системой индивида.
Литература
Тарасов, Е.Ф. Текст: Проблема формирования навыков смыслового восприятия // Аспекты изучения текста. – М.: УДН, 1981. – С. 109–114.
Кузьменко-Наумова, О.Д. Смысловое восприятия знаковой информации в процессе чтения. – Куйбышев, 1980. – 78 с.
Леонтьев, А.Н. Избранные психологические произведения: В 2-х тт. Т. 2. – М.: Педагогика, 1983.
Павиленис, Р.И. Проблема смысла: Современный логико-функциональный анализ языка. – М., 1983. – 286 с.
Павиленис, Р.И. Понимание речи и философия языка // Новое в зарубежной лингвистике. Вып XVII. – М.: Прогресс, 1986. – С. 380–389.
Демьянков, В.З. Когнитивизм, когниция и лингвистическая теория // Язык и структуры представления знаний. – М., 1992. – С. 39–77.
Набоков, В.В. Собр. соч. в 4-х тт. – М.: Правда, 1990.
Словарь русского языка: В 4-х т. /АН СССР, Ин-т рус. яз.; Под ред. А.П.Евгеньевой. З-е изд. стереотип. – М.: Русский язык, 1985–1988.
Русский ассоциативный словарь /Ю.Н.Караулов, Ю.А.Сорокин, Е.Ф.Тарасов, Н.В.Уфимцева, Г.А.Черкасова. В 2-х тт. – М.: «Помовский и партнеры», 1994.
