ЛИНГВИСТИКА ОНЛАЙН
Четверг, 25.04.2024, 08:56
Приветствую Вас Гость | RSS
Главная Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологиюРегистрацияВход
МЕНЮ
ПОИСК
КАЛЕНДАРЬ
«  Апрель 2024  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
1234567
891011121314
15161718192021
22232425262728
2930
СТАТИСТИКА

Онлайн всего: 2
Гостей: 2
Пользователей: 0
Умберто Эко известен в России, прежде всего как автор двух романов: "Имя Розы" и "Маятник Фуко". Специальные работы философа и ученого широкому российскому чи­тателю до последнего времени были недоступны. Как с ученым читающую публику по­знакомил с У. Эко Ю. М. Лотман. обрисовав в общих чертах в послесловии к роману "Имя Розы " его семиотическую концепцию. Обстоятельства сложились так. что мы все еще плохо знакомы с деятельностью одного из самых крупных представителей миро­вой семиотики, тем более достойного внимания, что У. Эко никогда не замыкался в узких границах специальных исследований. Он всегда, и едва ли не в первую очередь, фило­соф и искусствовед с самыми широкими интересами. Общие проблемы семиотики, раз­граничение и определение взаимоотношений семиотики и феноменологии, семиотики и психоанализа и т. д. трактуются в предлагаемой книге на материале архитектуры. кино. современной живописи, музыки, рекламы и пр.

Книга, несомненно, полезна и чистым теоретикам и тем. кто на практике имеет дело со средствами массовой информации.

Данное издание выпущено в рамках программы Центрально-Европейского Университета "Translation Project" при поддержке Регионального издательского центра Института "Открытое общество" (OSI — Budapest) и Института "Открытое общество. Фонд Содействия." (OSIAF — Moscow)

Э 1403000000-001

 У 34-03-98

ISBN 5-86708-114-1 © ТОО ТК "Петрополис", 1998 г.

© А. Г. Погоняйло, В. Г. Резник, 1998 г.

Предисловие. 7

1. Размышления 1980. 7

2. Размышления 1971/1972. 14

Введение. 22

A. Сигнал и смысл (Общесемиологические понятия) 24

1. Мир сигнала. 24

I. Знаковые системы.. 24

II. Коммуникативная модель. 26

III. Информация. 28

IV. Код. 31

2. Мир смысла. 33

I. Значение "значения". Денотация и коннотация. 33

II. Коды и лексикоды*. 38

III. Структура как система, держащаяся внутренней связью.. 40

IV. Структура как теоретическая модель. 42

V. Семиология источника. 45

VI. Коды и их модификации.. 46

VII. Сообщение как источник и семиологическая информация. 48

3. Эстетическое сообщение. 50

I. Неоднозначное и авторефлексивное сообщение. 50

II. Идиолект произведения искусства. 54

III. Кодифицируемость уровней.. 56

IV. "Открытая" логика означающих. 59

4. Побудительное сообщение. 62

I. Античная риторика и риторика современная. 62

II. Риторика: между избыточностью и информацией.. 64

III. Риторика как хранилище устоявшихся формул. 65

5. Риторика и идеология. 67

I. Идеология и код. 67

II. Взаимоотношения риторики и идеологии.. 69

Б. Дискретное видение (Семиология визуальных сообщений) 77

1. Визуальные коды.. 77

I. Обоснование подхода. 77

II. Иконический знак.. 79

III. Возможность кодификации иконических знаков. 85

2. Миф двойного членения. 91

3. Артикуляция визуальных кодов. 93

I. Фигуры, знаки, семы.. 93

II. Коды: анализ и синтез. 95

III. Иконическая сема. 96

4. Некоторые пояснения : кино и современная живопись. 100

I. Кинематографический код. 100

II. От нефигуративности к новой изобразительности.. 106

5. Некоторые пояснения: реклама. 108

I. Соображения общего порядка. 108

II. Риторические коды.. 109

III. Регистры и уровни рекламных кодов. 111

IV. Примеры анализа рекламных сообщений.. 114

V. Заключение. 123

В. Функция и знак (Семиология архитектуры) 124

1. Архитектура и коммуникация. 124

I. Семиология и архитектура. 124

II. Архитектура как коммуникация. 125

III. Стимул и коммуникация. 126

2. Знак в архитектуре. 127

I. Характеристики архитектурного знака. 127

II. Денотация в архитектуре. 130

III. Коннотация в архитектуре. 132

3. Коммуникация в архитектуре и история. 132

I. Первичные и вторичные функции.. 132

II. Архитектурные означаемые и история. 134

III. Потребление и воспроизводство форм.. 135

4. Архитектурные коды.. 139

I. Что такое код в архитектуре. 139

II. Классификация архитектурных кодов. 141

5. Архитектура: вид массовой коммуникации?. 142

I. Риторика в архитектуре. 142

II. Информация в архитектуре. 144

6.Внешние коды.. 145

I. Архитектура обходится без собственных кодов. 145

II. Антропологические коды.. 147

III. Заключение. 153

Г. Отсутствующая структура (Эпистемология структурных моделей) 155

1. Структуры, структура и структурализм.. 155

I. Понятие "структуры" в истории мысли.. 156

II. Уроки Аристотеля: теория структуры как конкретной формы и как формальной модели   157

2. Сомнение первое: объект или модель?. 159

I. Структурная модель как система различий, приложимая к разным феноменам   159

II. Структурализм и генетический структурализм.. 161

III. Структурализм и структуралисты.. 162

IV. Структурализм и феноменология. 163

V. Структурализм и критика. 165

VI. Художественное произведение как структура и как возможность  169

3. Второе сомнение: онтологическая реальность или оперативная модель?  173

I. Структура как оперативная модель. 173

II. Методология Леви-Строса: от оперативной модели к объективной структуре  174

III. Философия Леви-Строса: неизменные законы Духа. 178

4. Структурное и серийное мышление. 182

I. Структура и "серия". 182

II. Леви-Строс как критик современного искусства. 185

III. Возможность порождающих структур. 188

IV. Призрачные константы.. 191

V. Структура как константа и история как процесс. 192

5. Структура и отсутствие. 194

I. Саморазрушение Структуры.. 194

II. Лакан: логика Другого. 195

III. Лакан: структура детерминации.. 197

IV. Лакан: последствия для "новой критики". 199

V. Лакан: лик Отсутствия. 201

VI. Лакан и Хайдеггер. 203

VII. Отмена структурализма (Деррида и Фуко) 206

VIII. O последнем прибежище Отсутствия... 210

IX. ... И о том, как с ним быть. 212

6. Методы семиологии. 216

I. Оперативная фикция. 216

II. Структура и процесс. 217

III. Языковые универсалии.. 219

IV. Фактор психолингвистики.. 221

V. Произвольность кодов и временный характер структурной модели   222

VI. Эпистемологический генезис структуры.. 224

VII. Действовать так, как если бы Структуры не было. 226

Д. Граница семиологии. 227

1. Систематизирующаяся система. 227

I. Семиология и семиотики.. 227

II. По поводу возможной каталогизации.. 229

2. Семиотики. 230

1. Коды, считающиеся "естественными". 230

II. Паралингвистика. 231

III. Кинезика и проссемика. 233

IV. Музыкальные коды.. 234

V. Формализованные языки.. 235

VI. Письменные языки, неизвестные азбуки, секретные коды.. 235

VII Естественные языки.. 235

VIII. Визуальные коммуникации.. 236

IX. Семантика. 236

X. Структура сюжета. 237

XI. Культурные коды.. 238

XII. Эстетические коды и сообщения. 239

XIII. Массовые коммуникации.. 239

XIV. Риторические и идеологические коды.. 240

3. Границы семиологии и горизонты практики.. 241

Примечания. 244

Именной указатель. 245

 

 

Предисловие

1. Размышления 1980

Настоящее издание "Отсутствующей структуры" выходит в свет через двенадцать лет после первого. Слишком долгий срок для книги, написанной под влиянием дискуссий того времени: с тех пор многое изменилось, заметные перемены произошли и в наших взглядах. Слишком долгий срок, если принять во внимание, что вышедшая в 1968 году книга была постепенно заново переписана на добрую половину в связи с подготовкой переводов, которые, естественно, отличались от настоящего издания. К тому же в 1971 году я опубли­ковал исследование "Формы содержания", частично, а местами зна­чительно, переработав настоящий текст, а в 1975 году упорный труд над подготовкой английского (также расширенного) издания "Отсут­ствующей структуры" закончился тем, что я сдал в печать "Трактат по общей семиотике", который, трактуя проблемы, поставленные в этой книге, и не отказываясь от некоторых выводов, все же представ­ляет собой совершенно новую работу.

Итак, читатель вправе спросить, с какой стати книга переиздается без каких-либо изменений, если автор сам считает ее в значительной мере устаревшей.

Я мог бы на это ответить, что у книготорговцев и у публики она еще пользуется спросом, и в этой серии уже переизданы другие мои старые книги, такие как "Открытое произведение" и "Устрашенные и сплоченные". Кроме того, в данной серии (collana economica), как правило, переиздаются книги, служащие справочными изданиями и напоминающие о спорах минувших лет.

Но можно ответить и по-другому: в книге есть разделы, которыми, несмотря на имеющиеся в них ошибочные оценки, я и по сей день доволен, прежде всего в том смысле, что мне удалось разглядеть, что нас ждет. В частности, именно раздел Г, в котором обсуждаются философские основания структурализма, относится к тем частям, ко­торые сегодня я бы написал по-другому, и тем не менее как раз в нем, как мне кажется, я подметил кое-какие тенденции, впоследствии по-

3

 

лучившие развитие, как-то: распад структурализма как онтологии, рождение неоницшеанства, его смычка с марксизмом, явление постла-кановского маньеризма, новых философов, отрекающихся от столь характерных для структуралистского дискурса просветительских ил­люзий, я уж не говорю об общем "откате от структурализма", потому что мне это выражение не нравится, оно неопределенное, двусмыслен­ное и часто столь же неадекватное, сколь и выражение "кризис разу­ма", — однако о многом из того, на что сегодня навешиваются эти ярлыки, шла речь на этих страницах: я хочу сказать, они о многом предупреждали. Возможно, мои установки были неверными, что меня не радует, но я оказался прав, и это меня радует еще меньше. Впрочем, эти два неудовольствия все же доставляют мне некоторое удовлетво­рение.

Но пойдем по порядку. Между 1962 и 1965 годами, когда я подго­тавливал к публикации французское издание "Открытого произведе­ния" (см. введение к последнему изданию книги в этой же серии), мое отношение к проблемам коммуникации претерпело значительные из­менения: если вначале я опирался на теорию информации и англосак­сонские исследования по семантике, то позже мне сделались ближе структурная лингвистика и русский формализм. В 1964 году Барт опубликовал в 4 номере "Коммюникасьон" свои "Начала семиоло­гии". Мне кажется уместным напомнить здесь о том, чем стал для всех нас, интересующихся семиотикой, этот короткий, намеренно непри­тязательный и, в сущности, компилятивный текст, — ведь он подтолк­нул нас к выработке собственных представлений о знаковых системах и коммуникативных процессах, между тем как сам Барт все более отдалялся от чистой теории. Но не будь этой книги Барта, удалось бы сделать значительно меньше.

В 1967 году я преподавал теорию визуальных коммуникаций на архитектурном факультете во Флоренции, так сложился курс визуаль­ной семиологии, посвященный, естественно, коммуникативному ас­пекту архитектуры, и в нем были развиты некоторые идеи, возникшие у меня годом ранее во время летних чтений в Бразилии. Выдержки из него я решил опубликовать. Студенческое движение протеста тогда еще не набрало силы, но мне показалось неэтичным делать ротапринтную публикацию, которая могла обойтись студентам достаточно до­рого, в то время как я оказался бы с прибылью. Я договорился с Бомпьяни о напечатании нескольких сотен экземпляров без права прода­жи исключительно для распространения среди флорентийских студен­тов по цене, возмещающей типографские издержки. После оплаты типографской и переплетной работ цена издания оказалась ниже обычной.

4

 

Книга называлась "Заметки по семиологии визуальных коммуни­каций" и насчитывала двести страниц, включая те разделы, которые сейчас содержатся в "Отсутствующей структуре" под пунктами А,Б и В. Целями, которые я ставил перед собой в "Заметках", можно объяснить недостатки настоящей книги. Теоретическая часть была исключительно вводного порядка, предназначалась для студентов, не очень разбирающихся в современной лингвистике и имела компиля­тивный и нетворческий характер, поэтому сейчас она кажется мне наиболее устаревшей, и фактически я ее постепенно переработал в процессе подготовки всех иностранных изданий, включая "Трак­тат". Напротив, разделы Б (об иконических знаках) и В (об архитек­туре) представляют собой мой личный вклад. В разделе Б я впервые подвергаю радикальной критике понятие иконического сходства, в дальнейшем после некоторых исправлений и дополнений этот текст лег в основу разработанной в "Трактате" теории способов производ­ства знаков. Но сколь бы ни были опрометчивы мои тогдашние резо­ны, они вызвали множество споров, особенно среди теоретиков семи­ологии кино (участников недавних встреч в Пезаро 1967: Делла Вольпе, Пазолини, Метца, Гаррони и др.). Так или иначе, но именно часть, посвященная кинематографическим кодам, по сей день повсеместно переводится, и я ее регулярно встречаю в разного рода антологиях и хрестоматиях. В разделе В я разрабатывал принципы семиотическо­го подхода к архитектуре, которые сегодня мне кажутся небезошибоч­ными, однако я все оставил как есть, и этот текст также постоянно переиздается если и не как актуальное исследование, то по крайней мере как документ, положивший начало некоему дискурсу (см. напри­мер, недавно вышедшую английскую антологию Signs. Symbols and Architecture под ред. G. Broadbent, R. Bunt и Ch. Jenks. London, Wiley, 1980).

Итак, книга, как было сказано, в продажу не поступала. Но по­скольку я разослал несколько экземпляров своим коллегам и появи­лось несколько рецензий, ее стали спрашивать в книжных магазинах. Так, например, Пазолини написал пылкое опровержение ("Код кодов", позже опубликовано в "Ереси эмпиризма"), выразив надежду, что текст сделается доступен не только флорентийским студентам, в связи с чем последовало предложение эту книгу издать. Естественно, мне захотелось включить в нее новые материалы, и двести страниц превратились в четыреста.

В чем же отличие "Отсутствующей структуры" от "Заметок"? В том, что дискуссия, поначалу предполагавшая (в разделе В) разра­ботку семиотики архитектуры, постепенно переросла в дискуссию об отношениях между задачами семиологического (или семиотического)

5

 

исследования и структуралистской методологии. Достаточно указать на то, что центральным в книге становится раздел Г, чем и объясняется появление термина "структура" в заглавии и перемещение слова "се­миология" в подзаголовок.

Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что сам замысел был непо­силен. С одной стороны, меня интересовали общие принципы семио-логического анализа, и я понимал, что такое исследование, хотя и обязано иметь в виду все последние достижения в области структур­ных лингвистики и антропологии, все же представляет собой нечто иное. В "Трактате" с этой проблемой покончено, она перестает суще­ствовать как проблема. Но в те времена, в 1967 — 1968 годах, не так-то легко было понять, чем отличается семиология от структурализма. Тогда еще не было ясно, что первая, если и не составляла науки, или монолитной дисциплины, во всяком случае обеспечивала принципи­альный подход к объекту, безразлично какому, СУЩЕСТВУЮЩЕ­МУ или ПОСТУЛИРУЕМОМУ. Тогда как второй представлял собой метод изучения тех или иных объектов.

Но чем объяснить столь частое отождествление "науки о знаках" (мы используем термин "наука" в самом широком и неопределенном смысле) и структурного метода? Конечно, прежде всего тем, что имен­но во Франции структурная лингвистика в то время больше всего стимулировала развитие науки о знаках. Но отчего эти чисто внешние обстоятельства, которые можно назвать культурным поветрием, так долго укрывали от нас истину, в то время как в творчестве Якобсона, например, уже явственно ощущалась много большая гибкость, позво­лявшая вводить в семиотический дискурс неструктуралистские эле­менты, например элементы теории Пирса?

Дело в том, что как раз во Франции, как мне кажется, и возобла­дало желание скрыть тот факт, что структурализм это метод, и очень плодотворный, выдав его — более или менее осознанно — за некую философию, видение мира, онтологию.

Так ли это? Ответ на этот вопрос содержится в разделе Г "Отсут­ствующей структуры". Изучение работ Леви-Строса убедило меня в том, что соблазн онтологизма ощущается во всех его произведениях, хотя, возможно, я был слишком несправедливо подозрителен по от­ношению к Леви-Стросу. Впрочем, я надеюсь, совершенно очевидно, сколь многим я обязан критикуемому мной мышлению. Появившиеся тогда исследования Деррида и Фуко (Делез еще не опубликовал своего "Различия и повторения") побудили меня засвидетельствовать рожде­ние постструктурализма, приводящего к созданию некой антионтоло­гии, выстраивающейся на основе противоречий структуралистской онтологии. Все признаки такого развития событий я усматривал в де-

6

 

ятельности НОВОЙ КРИТИКИ во главе с Бланшо... И наконец, двумя годами ранее были опубликованы "Сочинения" Лакана, впро­чем, точнее, что произошло за год до выхода моей книги, так как они появились в конце 1966, а я писал о нем в начале 1968.

Я так подробно останавливаюсь на этих датах для того, чтобы объ­яснить, почему весь раздел Г в сущности оказался ПАМФЛЕТОМ. Я писал под впечатлением от только что прочитанного и от только что пережитых споров, это были не аналитические штудии, а полемика.

Я все это говорю потому, что сегодня мое прочтение Лакана мне представляется не вполне верным. Но что значит "верное прочтение", если сами уроки Лакана — не берусь судить, было ли у него такое намерение, — легли в основу теории деконструкции, свободного об­ращения с материей текста и, стало быть, права на почти богослов­ский подход к этому новому Писанию? Ясно, что мое прочтение Лакана было "симптоматическим", и я склонен согласиться с тем, что симптоматическое прочтение ущербно, коль скоро из текста надо извлекать только то, что хотел сказать автор, а не то, что хотя бы и вопреки авторским намерениям сказалось в тексте. Но мне трудно учиться у человека, оказавшегося весьма предрасположенным к тому, чтобы мое симптоматическое прочтение в свою очередь прочитать симптоматически.

Между тем не было недостатка в тех, кто старался объяснить мне мою ошибку. Я относился к Лакану как к философу, оперирующему философскими понятиями (а он действительно этими понятиями опе­рировал, причем сам возводил их к Хайдеггеру!). Но мне было сказа­но, что философские понятия, когда ими пользуется психоаналитичес­кий дискурс, обретают иной смысл. Такие термины, как Бытие, Исти­на или Другой, отнесенные к бессознательному, фаллосу и Эдипову треугольнику, это не то же самое, что те же понятия, отнесенные, скажем, к Богу или бытию как таковому. Так ли это? Возможно, это верно по отношению к Лакану, но я не уверен в том, что это так и для того, кто позже взялся бы перечитать Платона или Парменида, Хайдеггера или Ницше. Я хочу сказать, что мне и сейчас кажется, что, когда я писал: "начав отсюда, мы непременно придем туда-то", я, возможно, понимал Лакана слишком широко, но я указал путь, по - которому пошли многие из тех, кто так же свободно, как и я, прочитал Лакана. Вот почему я считаю, что, хотя я и предупредил читателя о полемическом, случайном и поверхностном характере моих выска­зываний, содержащихся в 5 главе раздела Г ("Структура и отсутст­вие"), все же я не совсем оказался в ней неправ. Пусть я не знаю, что такое "правота", но тут я прав.

7

 

Когда встал вопрос о том, чтобы переписать некоторые части книги для издания за границей, то именно эту главу я и попытался переделать, учтя упреки, которые к ней предъявлялись. Югославский, бразильский и польский переводы вышли слишком быстро и остались идентичными первому итальянскому изданию, которое здесь и вос­производится. Напротив, текст испанского, французского, немецкого и шведского переводов частично пересмотрен и обновлен. Во фран­цузском издании 1972 года я писал: "Эти переделки связаны не только с тем, что автор пересматривает свою книгу через несколько лет после написания, они обусловлены самой природой семиотической науки, дисциплины, которая, складываясь и перестраиваясь чуть ли не каж­додневно, обязывает ученых и читателей рассматривать всякое про­изведение как некий палимпсест".

Палимпсестом, должным образом выскобленным и заново напи­санным, был раздел А главы "Перипетии смысла", вошедшей в "Формы содержания"; я пересмотрел и сократил различные пункты раздела Г и, в частности, полностью переписал всю злополучную пятую главу. Короче говоря, я выбросил полемику с Лаканом. Посчи­тав свои доводы уязвимыми, я решил элиминировать полемику. Но ее упразднение вело к тому, что я мог лишиться того самого скрепляю­щего звена, которое позволяло мне обосновывать внутреннюю про­тиворечивость всякого онтологического структурализма и неизбежность его распада, если только структурализм не начнут восприни­мать как некий метод.

Как найти выход из этого тупика? В 1966 — 1968 годах я рассуждал приблизительно так: мне казалось, что в лакановском психоанализе имеют место более или менее эксплицитно выраженные философские идеи (от которых сам Лакан, собственно, и зависит), которые не могут не привести к таким-то и таким-то следствиям. Стало быть, речь идет о том, чтобы разобраться с этими самыми философскими идеями, и, таким образом, вся моя дедукция от предпосылок к следствиям пере­носится на почву философии, при этом я не ступаю на почву психоа­нализа, на которой чувствую себя неуверенно (и напрасно я сражался на чужом поле). Конечно, читатель с помощью некоторых примеча­ний сообразит, что мои доводы касаются также и Лакана, но в какой степени — уточнять не стану, ведь когда я расставлял все точки над i, ничего хорошего из этого не выходило. В этой истории Лакан высту­пает только передатчиком идей, которые могли бы иметь хождение и развиваться и без посредничества лакановского психоанализа. Я отдаю себе отчет в том, что у меня получается контрфактическое предложение типа "если бы Наполеона не было, то порядки в Европе 19 века все равно были бы теми же самыми, что и те, что установились

8

 

после Венского конгресса", истинность которого вытекает — и, как сказал бы логик, вполне законно — из истинности следствия, не зави­сящей от истинности антецедента. Но пусть "ахронисты" оценивают, в какой мере мое решение предполагало понимание истории как ис­тории идей. Что мне точно известно, так это то, что сегодня постструктурализм, французский или какой-либо иной, пользуется теми самы­ми понятиями, о которых я писал, даже не очень разбираясь в лаканизме и в психоанализе.

Раз уж разговор пошел начистоту, я хотел бы отвести от себя подозрение в том, что, коль скоро книга переводилась во Франции в начале семидесятых, когда лакановское слово доминировало в куль­турной жизни страны, я просто боялся прослыть еретиком. Но отлу­чение все равно воспоследовало, и очень громкое, книга была откло­нена как моими прежними, так и новыми издателями, как могущая нанести ущерб достоинству Его Величества. Замечу в двух словах, что издание в Меркюр де Франс осуществлялось при поддержке именно тех французских интеллектуальных кругов, которые не разделяли ла-кановских взглядов и которым, следовательно, могла бы понравиться более развернутая полемика. Внесенные исправления связаны с жела­нием сделать строже аргументацию, а не с соображениями "полити­ческого" свойства. Впрочем, нельзя отрицать и психологических мо­тивов: когда все кругом говорят, что ты не прав, со страху начинаешь во всем на свете сомневаться. Но в конечном счете все образовалось, и переоценка не принесла никаких крутых перемен, по крайней мере, с теоретической точки зрения.

И все же новая версия не сводилась к исправлению как таковому, это была попытка доказать, что в чем-то я все-таки прав. Вот почему; отголоски моего тогдашнего отлучения слышны до сих пор. Мне остается добавить, что единственным человеком, в котором я никогда не замечал ни враждебности, ни желания прервать знакомство, — почему-то во Франции такое желание фатально сопутствует расхождению во мнениях, — но напротив, только искреннюю благожелательность, был сам Жак Лакан.

 Итак, я думаю, что после рассказа о теоретических превратностях, сопровождавших работу над разделом Г, и о частичных изменениях, на которые я пошел, надо сделать только одну вещь, чтобы покончить с этим предисловием: опубликовать впервые на итальянском языке ту часть, которая в иностранных изданиях заменяла собой параграфы с I по IX.4 (начиная с IX.5 и далее текст не менялся).

9


2. Размышления 1971/1972

2.1.Саморазрушение структуры

Предположим, что мы выявили структуру некоего языка, обозна­чим ее sa. Затем — структуру родственных отношений в селении, в котором говорят на этом языке. Назовем эту структуру родства sb. Наконец, предположим, что нам удалось выявить структуру, регули­рующую пространственную организацию селения. Назовем ее sc. Оче­видно, что это поверхностные структуры и в них можно обнаружить некое сходство в той мере, в какой они являются реализациями более глубинной структуры, назовем ее Sx.

Так вот, вопрос заключается в следующем: если я обнаружу какое-то новое явление, которое поддается описанию в тех же терминах sа, sь, sc, то мне не останется иного выхода, кроме как установить наличие четвер­той поверхностной структуры sd, для которой глубинная структура Sx предстанет совокупностью правил ее трансформации в sa, sb и sc. Если же, напротив, передо мной новый феномен, описываемый в терминах модели sd, гомологичной возможным моделям sa, sb и sg , то последние будут приводимы уже не к Sx, но к новой модели Sy. В свою очередь Sx и Sy также можно рассматривать как манифестации самой глубинной структуры Sn, как это показано на нижеследующем рисунке.

 

Вполне очевидно, что мы получили только ядро некоего более обширного разветвления, благодаря которому всякий раз, когда в этом возникнет ОПЕРАТИВНАЯ НЕОБХОДИМОСТЬ, мы смо­жем нисходить к более глубинным структурам. Но ясно, что этот метод основывается на двух фундаментальных принципах: a) структура Sn, описываемая как последняя, наиболее глубинная в этом ряду, является таковой только как рубеж, которого достигло познание,

10

 

новое исследование может лишить ее статуса глубинной, статуса пос­леднего кода, преображая в одну из стольких промежуточных поверх­ностных структур; б) отступление от кода к метакоду возможно толь­ко при обнаружении новых феноменов, вынуждающих к перестройке объясняющих моделей, при отсутствии таковых феноменов у меня нет оснований для формулировки новых метакодов, разве что я этим займусь как некоей логической гимнастикой. Формулирование новых метакодов на уровне "emic" без материала "etic", оправдывающего это занятие, это всего лишь упражнение в абстрактной комбинатор­ной логике, которая производит инструментарий для объяснения ре­альности, но необязательно ее объясняет.

И все же именно с этим последним пунктом онтологический струк­турализм никак не соглашается Для него всякое абстрактное упраж­нение в комбинаторной логике поставляет "истинные" модели реаль­ности. Почему? Потому что он гипостазирует в качестве философской истины то, что было всего лишь осторожной оперативной гипотезой, с которой все и начиналось: мыслительные операции воспроизводят реальные отношения, а законы мышления изоморфны законам при­роды.

А раз так и в связи с тем, что метакод Sx, объясняющий поверхност­ные структуры sa, sb, sc, sd уже найден, онтологический сруктуралист может не ждать открытия феноменов иного порядка, чтобы показать, что (sa, sb. sg , sd) É Sy, где (Sx*Sy) É Sn. Онтологический структуралисг способен вывести Sn непосредственно из Sx. Всегда и везде. Онтологи-ческий структуралист видит в самой природе Sx (существующего объ­ективно, не как исследовательская гипогеза) некое ядро Sn, стало быть, еще более глубинное образование, зародыш всех возможных Кодов, Код Кодов, Пра-Код или, лучше, Пра-Систему, которая, присутствуя во всякой семиотической манифестации, подтверждает суще­ствование некоего потаенного начала. Иными словами, онтологический структуралист изучает Культуру, говоря о ней в терминах Natura Naturata, а в самом сердце этой Natura Naturata он выявляет — раз и навсегда — наличную и действующую Natura Naturans. Подобную операцию совершает Леви-Строс в финале "Сырого и вареного", когда пытается выявить в любом мифе какую-то элемен­тарную мифологическую структуру, которая a priori представляет собой структуру всякой умственной деятельности и, стало быть, структуру Духа. Фундаментальная функция мифа сводится к тому, чтобы "signifier la signification" (означать значение), такова структура бинарных оппозиций всякой коммуникации, основополагающий закон всякой умственной деятельности. "L'unique reponse que suggere се livre est que les mythes signifient 1'esprit, qui les elabore au moyen du

11

monde dont il fait lui-meme partie. Ainsi peuvent etre simultanement engendres, les mythes eux memes par 1'esprit qui les cause, et par les mythes, une image du monde deja inscrite dans 1'architecture de 1'esprit" (p.346). ("Единствен­ный ответ, который может подсказать эта книга, состоит в том, что мифы означают дух, их созидающий с помощью того самого мира, частью которого он является. Таким образом, могут порождаться одновременно как сами мифы, созидаемые учреждающим их духом, так и созидаемый мифами образ мира, уже нашедший себе место в устроении духа"). В этом смысле "la pensee mythique n'accepte la nature qu'a condition de la pouvoir repeter" (p.347) ("мифологическое мышле­ние допускает природу только при условии, что может ее воспроиз­вести"). Как уже было сказано, миф, как и Культура, это Natura Naturata, в которую заранее и непременно вписан учреждающий образ Natura Naturans.

Оппозиция, держащаяся на различии, — такова элементарная структура всякой возможной коммуникации. Бинарный принцип, ра­бочий инструмент логики кибернетического моделирования, преоб­ражается в Философский Принцип.

Но предположим, что мы действительно в состоянии отыскать во всякой выявленной нами поверхностной структуре структуру наибо­лее глубинную, Пра-Систему. Если это на самом деле Структура Реального, то по логике вещей она должна присутствовать и быть различимой в любой своей поверхностной манифестации.

Такая позиция предполагает два следствия философского характе­ра, которые мы и намерены обосновать: а) если Пра-Система сущест­вует, она не может быть системой или структурой; б) если бы она и представляла собой структурированную систему, ее нельзя было бы ни увидеть, ни определить. Итак, философским следствием признания Пра-Системы будет отрицание структурного метода в качестве метода познания реальности. Если структурный метод опирается на Пра-Систему, тогда реальность, опознаваемая в качестве структуры, есть псевдореальность, и никакие структурные модели Истине ни к чему. Структурные модели только маскируют Истину.

Надо сказать, что нас такой вывод нисколько не обескураживает: если мы полагаем, что структурные модели — не что иное, как чистые оперативные фикции, так это именно потому, что реальность богаче и противоречивее всего того, что о ней говорят структурные модели.

Но бывают утверждения и утверждения, философия и философия... И это значит, что всякая философия скрывает в себе какую-то идео­логию.

Наше утверждение можно понимать так: коль скоро реальность непознаваема, то единственный способ ее познать — это изменить ее;

12

в таком случае структурные модели становятся орудием практики. А еще это утверждение может подразумевать, что коль скоро реаль­ность непознаваема, то задачей познания будет манипулирование ее фиктивными образами, открывающее доступ к таинственным Исто­кам этой противоречивой реальности, которая от нас убегает. В таком случае структурные модели представляют собой орудия какой-то мис­тической инициации, ведущей к созерцанию Абсолюта. Первое реше­ние предполагает, что познание имеет смысл в той мере, в какой оно действенно. Второе предполагает, что познание имеет смысл в той мере, в какой оно есть созерцание, — подобно отрицательному бого­словию оно заставляет ощутить присутствие Deus absconditus.

Почему же принятие идеи бинарной оппозиции в качестве метафи­зического принципа приводит к отмене самого понятия структуры? Подсказку мы можем найти у одного из теоретиков универсальной комбинаторики — у Лейбница.

В небольшой работе под названием De organo sive arte magna cogitandi (ubi igitur de vera characteristica, cabbala vera, algebra, arte combinatoria, lingu… Продолжение »

Вход на сайт
МЕНЮ
Copyright MyCorp © 2024
Бесплатный конструктор сайтов - uCoz