Л. А. Вербицкая. Варианты русского литературного произношения

3. ВАРИАНТЫ РУССКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ПРОИЗНОШЕНИЯ
 

3.1. История возникновения произносительной нормы русского литературного языка
 

Развитие языковой нормы связано с историей литературного языка. Речь идет в первую очередь о письменной норме литературного языка, так как об устной норме в памятниках можно было найти лишь отдельные сведения. При рассмотрении вопроса об образовании русского литературного языка особое внимание исследователи уделяют двум эпохам: эпохе возникновения древнерусского письменного языка и эпохе формирования национального русского литературного языка с XVII в. по 20—30-е годы XIX в.

Дискуссии о происхождении русского литературного языка начались еще в XVIII в. и продолжаются почти беспрерывно до настоящего времени. В основном можно говорить о существовании трех концепций происхождения русского языка. Согласно первой, в Древней Руси был один, болгарский по своему происхождению, литературный язык, который постепенно русифицировался. Концепцию эту развивал А. А. Шахматов, рассматривавший влияние «церковного» произношения даже на звуковой строй древнерусского литературного языка. В. В. Виноградов, развивая эту теорию, говорил о двух типах древнерусского литературного языка: книжнославянском и народно-литературном. Они составляли один литературный язык, в котором ведущая роль принадлежала книжнославянскому (церковнославянскому в своей основе) типу.

Согласно второй концепции, основа древнерусского литературного языка — восточнославянская, народно-речевая; русский письменно-литературный язык — народный и в звуковом строе, и в грамматических формах, и в конструкциях, и даже в лексико-фразеологиче-ском составе. Однако наряду с этим языком существовал древнецер-ковнославянский литературный язык русской редакции, который обслуживал нужды церкви и всей религиозной культуры. Древнерусский литературный язык возник совершенно независимо от церковнославянского и только с конца XII в. начал испытывать некоторые воздействия с его стороны. Эту концепцию выдвинули и развивали С. П. Обнорский и Л. П. Якубинский.

Согласно третьей концепции, древнерусская народность обладала тремя типами письменного языка: книжнославянским (с преобладанием церковнославянизмов), средним (язык «Слова о полку Игореве», «Сочинений Владимира Мономаха», «Моления Даниила Заточника») и деловым. Эту концепцию развивал Ф. П. Филин. Язык деловой письменности рассматривается, по этой концепции, как самостоятельный тип языка.

Третья концепция литературного языка разделяется и развивается многими лингвистами, однако роль русского и церковнославянского источников определяется по-разному. Например, Ф. П. Филин считает главной определяющей основой русского литературного языка народную речь, а церковнославянский язык существенным, но дополнительным источником. Вопрос о происхождении русского литературного языка не решен специалистами, более того, они утверждают, что окончательное решение не близко.

Столь пристальный интерес к проблемам происхождения русского литературного языка объясняется тем, что от того или иного понимания процесса образования древнерусского литературного языка зависит вся концепция его дальнейшего развития, формирования национального литературного языка с XVII до XIX в.

Изучение истории языка связано с изучением диалектов, причем в разные периоды взаимодействие между литературным языком и народными диалектами было различным.

В течение двух столетий (со второй четверти XIV в. и кончая первой четвертью XVI в.) Москва объединила все северновеликорусские княжества и восточную половину южновеликорусских (в 1463 г. происходит присоединение Ярославля, затем в 1473 г. — Новгорода, в 1485 г. была присоединена Тверь, в 1510 г. — Псков, в 1517 г. — Рязань). В Москву стягиваются представители как северновеликорус-ского окающего наречия, так и южновеликорусского акающего. Народные говоры объединенных местностей начинают функционировать как диалекты формирующегося великорусского общенародного языка. Московский деловой язык XV—XVI вв., обогащаясь за счет элементов говора Москвы и диалектов, начинает употребляться все шире. В конце XVI в. он стал общим для всего Московского государства.

Уже в XVI—XVII вв. в связи с положением Москвы как столицы русского государства нормы московского говора начинают оказывать некоторое воздействие на говоры других городов, т. е. теряют свою территориальную ограниченность; таким образом, московский диалект в XVII в. перестает быть только территориальным диалектом. А. Н. Гвоздев подчеркивает, что произношение Москвы могло приобрести обобщенный характер и стать «типичным выражением общенародного языка» именно потому, что это произношение характеризовалось совмещением произношения двух основных наречий русского языка — северного и южного — и было лишено узко местных черт [11,72].

Во 2-й половине XVII — начале XVIII вв. начинает складываться теория трех стилей литературного языка (высокого слога, или «красноречия», простого, состоящего из элементов народной разговорной и отчасти деловой речи, и промежуточного, «посредственного») как начало сложной борьбы за единые нормы общенационального литературного русского языка.

О языковой норме в полном смысле этого слова, т. е. как о категории, реализованной по крайней мере в письменной речи, можно говорить лишь применительно к периоду образования общенационального языка.

В соответствии с широко принятой концепцией, национальные связи возникают в России только приблизительно в XVII в., когда происходит слияние русских областей, земель, княжеств в одно целое.

По отношению к языку это были внешние обстоятельства, однако они привели к серьезным изменениям в системе русского языка: начинается процесс формирования национального языка, протекающий в XVII—XVIII вв. и завершающийся в эпоху А. С. Пушкина. В этот период существенно изменяются взаимоотношения между общенародным языком и местными диалектами. На территориях, связанных с центрами политической жизни, начинают сглаживаться резкие диалектные различия.

Можно предположить, что этот процесс постепенно захватывает и разговорную речь, наблюдается стремление ликвидировать разрыв между письменно-литературной и народно-разговорной формами языка.

Только в этот период и происходит оформление единой осознанной (имеется в виду сознательный отбор среди существующих в языке параллельных возможностей) лексической, грамматической и в известной мере орфоэпической норм. Процессу создания норм литературного языка, прежде всего грамматической и орфографической, а также распространению единого общенационального языка содействовало (особенно с середины XVII в.) развитие книгопечатания.

Основным признаком развитого национального языка является формирование устойчивых норм как письменной, так и устной разновидности языка. Становление единства национального языка невозможно без фиксации правил грамматики, словообразования, словоупотребления и произношения.

К XVIII в. в московском говоре уже в основном стабилизировались его главные отличительные особенности: современный тип литературного аканья и связанный с аканьем комплекс явлений, произношение г взрывного, твердое т в окончаниях глаголов 3-го лица единственного числа настоящего времени, местоименные формы меня, тебя, себя и т. п.

Некоторые культурные центры России имели известную самостоятельность, способствовавшую сохранению и выработке местных особенностей произношения. Наиболее самостоятельным и достаточно оформленным было петербургское произношение. Этому в значительной степени способствовало перенесение столицы из Москвы в Петербург.

Становление норм устной формы национального литературного языка — процесс более длительный, чем становление норм письменной формы языка. Большинство исследователей считает, что русское литературное произношение закрепилось, приобретая характер национальных норм, в 1-й половине XIX в. (30—40-е годы).
 

3.2. Особенности двух вариантов литературной нормы; московского и петербургско-ленинградского
 

В течение двух столетий существовало два равноправных варианта произносительной нормы: московский и петербургский (ленинградский). Московский вариант произносительной нормы, как уже говорилось, сложился раньше петербургского. В основе петербургского произношения, по мнению В. И. Чернышева, лежит московский говор, так как в новой столице поселился прежде всего двор, высшие чиновники и знать, жившие до этого в Москве и говорившие по-московски. Однако новой столице, строящейся заново, нужна была рабочая сила, которую набирали прежде всего из ближайших деревень. Петербургское произношение складывалось в первую очередь под воздействием окружающих город северновеликорусских и сред-невеликорусских говоров.

В лингвистической литературе довольно широко бытует утверждение, что особенности ленинградского произношения объясняются влиянием письменной формы языка. В действительности влияние письменной формы на формирование петербургско-ленинградского произношения, как и на устную форму вообще, невелико (непонятно, почему письменная форма литературного языка не влияла на произношение москвичей). По-видимому, лишь небольшая часть признаков

ленинградского произношения может быть объяснена влиянием орфографии. В основном же на особенности произношения воздействие оказывали более сложные факторы, и в их числе окружающие Петербург говоры.

Рассмотрение современной произносительной нормы требует подробного, исчерпывающего описания двух равноправных ее вариантов. Московский вариант, который многие исследователи считали основным, довольно подробно и систематично описан в литературе. В работах, посвященных описанию московской нормы, упоминаются и некоторые особенности ленинградского произношения.

Описание ленинградского произношения требует последовательного изложения всех орфоэпических особенностей, которыми это произношение отличалось от московского, независимо от времени, когда это различие имело место, и независимо от качества различия.

В фонетической литературе можно найти упоминание о 50 орфоэпических и орфофонических особенностях ленинградского произношения, относящихся к отдельным гласным и согласным, сочетаниям согласных и отдельным словам. 39 из них являются особенностями ленинградского варианта нормы и будут рассмотрены ниже, 11 — особенностями ленинградского просторечия, и потому анализироваться не будут.
 

3.2.1. Особенности петербургского (ленинградского) произношения
 

Орфоэпические особенности в области гласных

Произнесение на месте орфографических е, а, я после мягких согласных гласного /е/, а не /i/, т. е. веду /v'edú/, часы /č'еѕы/, пятак /p'eták/. Это устойчивая черта северновеликорусских говоров.

Произношение /е/ на месте орфографических е, я в заударных слогах, т. е. плачет как /pláč'et/, память как /pám'et'/.

Произношение /е'/ в заударных открытых слогах, т. е. произношение слов поле, море как /рól‘e /mór'e'/, в отличие от московского /роl‘ь/, /mór'ь/ или от нового московского /рól‘ъ/, / mór'ъ/.

Произношение /а/ в заударной флексии 3-го лица множественного числа глаголов II спряжения, т. е. ходят как /xód'at/ вместо московского /xód'ut/.

В литературе последняя особенность, как уже говорилось, объясняется влиянием письменной формы речи.

Отсутствие редукции гласных до нуля во 2-ом предударном и заударном закрытом слогах рядом с сонорными, т. е. слова проголодались, барышни произносились как /prъgъldál'is/, /bárъšn'i/ в отличие от московского /prъgldál'is/, /báršn'i/.

Обязательное сохранение губного /u / в заударном закрытом слоге, тогда как в московском произношении возможен негубной гласный: челюсть как /č'él'us't'/ в отличие от /č'él'ьs't'/.

В отдельных словах после шипящих произносилось ударное /е/ вместо /о/; так, щёлка произносилось как /šč'élka/, жёлчь как /želč'/, мешочек как /m'ešeč'ьk/, горшочек как /gršéč'ьk/; но слово жёстко как/žóstk/.

Орфоэпические особенности в области согласных

Произношение твердых губных перед ударным е в ряде слов и связанное с этим произношение открытого //, например, слова цвет как /cvt/ вместо /cv'et/.

Произнесение твердого С1 в сочетаниях C1C'2 (C'1— мягкий — произносился только в сочетаниях согласных одного места образования, например /s't'/, /z'd'/: стена, здесь /s't'e'ná/, /z'd'e's'/); так, петербуржцы произносили каплет как /kápl'e't/ в отличие от /kap'l'it/. Сохранялись мягкие согласные лишь в суффиксе /stv/, т. е. слово естественно, например, произносилось как /jes't'és't'v'einna/.

Произношение твердых губных согласных в конце слова или перед /i/, возникшее под влиянием северновеликорусских говоров, т. е. произнесение слов семь, кровь, объем, семья как /s'em/, /krof/, /abjóm/, /s'emjá/.

Влияние мягких /l‘/ и /n‘/ на соседние согласные в русских /d'l'a/, /v'n'e/ и в заимствованных словах, возникшее под воздействием северновеликорусских говоров.

Произношение мягких заднеязычных в полных прилагатель-ных мужского рода именительного падежа, т. е. крепкий, тихий как /kr'epk'ij/, /t'ix'ij/ вместо московского /kr'epk'ъj/, /t'i'xъj/.

Произнесение мягкого /s'/ в возвратных частицах сь или ся, т. е. учусь, старался как /uč'ús'/, /staráls'a/ вместо /uč'ús/, /starálsa/.

Произнесение долгого /n:/ в ряде суффиксов с одним н, т. е. произнесение слов песчаный, юный как /p'ešč'annыj/, /junnыj/.

Произнесение суффиксов щн как /šn/, например, изящный как /iz'ášnыj/, в сущности как /fsúšnast'i/.

В петербургском произношении не происходило упрощения групп согласных в середине слова (кроме солнца и сердца, которые произносились как /sónсъ/, /s'érсъ/), т. е. слова властно, праздник произносились как /vlástnъ/, /prázdn'ik/ вместо /vlásnъ/, / práz'n'ik /.

Сохранение групп согласных ст и зн в конце слов, т. е. слова радость, шерсть, жизнь произносились как /rádъs't'/, /šers't'/, /žыz'n'/.

Отсутствие ассимиляции в возвратных формах глаголов, т. е. глагол говорится, например, произносился как /gavar'itsa/ или /gavar'its'a/ вместо /gavar'ic:a/.

В заимствованных словах сочетание /l'1'ia/ редуцировалось до /1'ja/, т. е. миллиард, биллиард как /m'il'járt/, /b'il'járt/ вместо /m'il‘l‘iárt/, /b'il'l'iárt/.

Утрата /j/ в безударном слоге (эта особенность отмечена всеми исследователями), т. е. стае как /stáe/ вместо /stáje/, воет как /vóet/ вместо /vójet/ (влияние северновеликорусских говоров).

Отсутствие /j/ перед начальным /е/, т. е. слово еще произносится как /ešč'ó/, если как /ésl'i/.

Произношение твердого /r/ в ряде слов вместо мягкого /r'/: так, слово принц произносилось как /рrыnс/, скрипеть как /skrыp'ét'/.

Произнесение орфографического сочетания зж внутри корня как /žž/ в отличие от московского /ž'ž'/, т. е. брызжет как /brыžžъt/ вместо / brыž'ž'ьt /.

Произнесение слов кто, что, никто как /kto/, /čto/, /n'iktó/ в отличие от московского /xto/, /što/, /n'ixtó/.

Произношение сочетания чн на стыке корня и суффикса как /č'n/ вместо /šn/, т. е. коричневый, конечно как /kar'ič'n'ivыj/, /kan'éč'na/.

Произнесение слова дождь как /došt'/ в отличие от московского /doš':/.

Произнесение слова дождя как /dažd'á/ в отличие от московского /daž':á/.

Произнесение сочетания /kk/ вместо московского /xk/ в слове легка /1'ekká/.

Произнесение твердого /s/ в слове отсюда /tsúdъ/.

Произнесение твердых согласных перед /е/ в заимствованных словах, например, сессия как /sés's'ija/ вместо /s'és's'ija/.

Орфофонические особенности в области гласных

Ударные гласные более длительные, чем в московском произношении, некоторая дифтонгоидность гласных под влиянием север-новеликорусских говоров.

Более закрытый характер ударного /а/, возникший под влиянием северновеликорусских говоров.

Более открытый характер ударного /о/, почти совпадающий по степени подъема с /а/, возникший под влиянием северновеликорусских говоров.

Большая закрытость ударного /е/, особенно в конце слов, возникшая под влиянием северновеликорусских говоров.

Отсутствие назализации ударных гласных в абсолютном конце слов, отмечаемой в московском варианте.

Орфофонические особенности в области согласных

Произнесение сочетаний сч, зч, щ как /šč'/ в отличие от московского /š':/ т. е. ищи как /išč'i/ вместо /iš':i/.

Слабая палатализация /с'/, отмеченная исследователями как важная и очень распространенная особенность петербургско-ленинградского произношения.

Смягчение аффрикаты /с/ перед /i/ в заимствованных словах, т. е. произнесение слов принципиально, лекцию как /pr'inc'ip'iál'na/, /1'ékc'iju/.

Произнесение мягких /š'/, /ž'/ в положении перед и после /l'/, /n'/, т. е. слов лишние, прежние, больше, меньше как /1'iš'n'ii/, /pr'éž'n'ii/, /ból'š'e/, /m'en'š'e/, и перед /d'/ в слове прежде /pr'éž'd'ь/, возникшее под влиянием северновеликорусских говоров.

Из 30 орфоэпических особенностей 7 — в области вокализма, 23 — в области консонантизма; из 9 орфофонических особенностей 5 — в области вокализма и 4 — в области консонантизма.
 

3.2.2. Выводы

Орфоэпические особенности могут потенциально охватывать весь словарь, представлять собой так называемый открытый список [речь идет о признаках, связанных с произношением больших групп слов, как, например, слова с безударным орфографическим е в разных позициях, глаголы 3-го лица множественного числа II спряжения (типа ходят, держат), возвратные глаголы с частицей сь и т. п.]. Эти особенности могут относиться к произношению небольших групп слов и даже отдельных слов — так называемый закрытый список (это, например, слова с сочетанием чн: булочная, горничная и др., словоформы дождь, дождя и т. п.). Особенностей 1-го типа — 40%, 2-го типа — 60%.

Орфофонические особенности обязательно охватывают весь словарь. Рассмотренные признаки ленинградского произношения показывают, что основным для него было отсутствие последовательного иканья, преобладание твердых согласных.

В большинстве случаев, как уже говорилось, особенности ленинградского произношения определяются диалектными влияниями (приблизительно 80%) и лишь небольшая часть — влиянием написания (приблизительно 20%). Воздействие северновеликорусских говоров на произношение жителей Петербурга было двух типов: прямое воздействие диалектной особенности (например, отвердение губных согласных в конце слова), т. е. вторжение диалектного признака; или вторичное воздействие, т. е. появление особенности, которая образовалась в результате столкновения диалекта с литературным языком (например, возникновение в ленинградском произношении более закрытого ударного /е/ по сравнению с московским).

Как уже говорилось, все 39 особенностей ленинградского варианта произносительной нормы были отмечены исследователями в разное время (от середины XIX в. до 70-х годов XX в.). Большая часть наблюдений основана на слуховом анализе исследователя, так что результаты зависят и от его фонетической квалификации, и от его представлений о свойствах московской нормы.

На основании слуховых впечатлений можно предполагать, что ряд особенностей (например, орфоэпические особенности 11, 19, 22, Орфофонические — 38, 39) в современном ленинградско-петербург-ском произношении не встретится; ряд особенностей, как можно заключить из описания современного московского произношения Р. И. Аванесовым [2], совпадает с ним или ему не противоречит (например, 4, 23, 25, 30 орфоэпические особенности).

При этом роль всех описанных выше особенностей в речи ленинградцев разная.

40% особенностей связаны с произнесением больших групп слов (произношение безударного /е/ на месте орфографических я и е после мягких согласных в предударных и заударных, открытых и закрытых слогах: /v'edú/, /pláč'et/, /pól'e'/ вместо московского /v'idú/, /plač'it/, /pól'i/); произношение /i/ в безударных флексиях полных прилагательных мужского рода именительного падежа после заднеязычных г, к, х: /grómk'ij/ вместо (grómkъj); произношение /а/ в заударной флексии 3-го лица множественного числа глаголов II спряжения: /xód'at/ вместо /xód'ut /; отсутствие смягчения первого согласного в сочетаниях C1C'2: /kápl'e't/ вместо /káp'l'it/; отвердение губных в конце слов и перед /j/: /vós'em/, /krof/, /s'‘imjá/ вместо московского /vós'im'/,

/krof'/, /s'im'já/; произнесение мягкого /s/ в возвратных частицах глаголов: /uč'ils'a/ вместо /uč'ilsa/; произношение долгого /n:/ в ряде суффиксов с одним н и т. п.).

40% особенностей связаны с произнесением ограниченного числа слов (невозможность утраты лабиализации /u/ в заударном закрытом слоге: /čél'us't'/ в отличие от /čél'ьs't'/; произношение открытого [] на месте орфографического е после твердых губных: [cvt] вместо /cv'et/; влияние мягких /l'/, /n'/ на соседние согласные; произношение мягкого /r'/ в корневых сочетаниях типа /sv'er'xu/, /s'er'p/; произношение сочетания щн как /šn/; произношение сочетания чн на стыке корня и суффикса как /č'n/ вместо /šn/ и т. п.).

20% особенностей связаны с произнесением отдельных слов (произнесение слов что, кто, никто как /čto/, /kto/, /n'ikto/; произнесение слова дождя как /dažd'á/ вместо /daž':á/; слова дождь как /došt'/ вместо /doš':/, произнесение сочетания /kk/ вместо /xk/ в слове легка; произнесение твердого /s/ в слове отсюда).

Из 9 орфофонических особенностей 5 — в области гласных (большая длительность ударных гласных, более закрытый характер ударного /а/, более открытый характер ударного /о/, большая закрытость ударного /е/, отсутствие назализации ударных гласных в абсолютном конце слов, отмечаемой в московском варианте) и 4 — в области согласных (произнесение сочетаний сч, зч, щ как /šč/ в отличие от /š':/); слабая палатализация /č'/, некоторое смягчение аффрикаты /с/ перед /i/ в заимствованных словах, произнесение мягких [š'], [ž'] в положении перед и после /l'/, /n'/).

Экспериментально-фонетическое исследование имело 2 цели: 1) выяснить, насколько 39 орфоэпических и орфофонических особенностей характерны для речи, звучащей сегодня в Ленинграде-Петербурге; 2) каковы орфоэпические и орфофонические характеристики речи сегодняшних москвичей.
 

3.3. Характеристика современного ленинградско-петербургского и московского произношения

Весь экспериментальный материал (см. 1.9.) анализировался тремя различными способами: во-первых, был проведен слуховой анализ, применяемый в традиционных фонетических описаниях; во-вторых, было исследовано восприятие различных звуковых элементов носителями языка; в-третьих, был осуществлен инструментальный анализ.

Обработка данных слухового анализа показала, что из 39 особенностей, приписываемых ленинградскому произношению в отличие от московского, реально встретилось лишь 19 (5 — в области вокализма и 14 — в области консонантизма и консонантных сочетаний), причем все особенности орфоэпические, за исключением одной орфофониче-ской. Это можно объяснить следующим образом: во-первых, сведения об особенностях ленинградского произношения взяты из работ, достаточно различных как по времени их появления, так и по достоверности приводимых наблюдений; во-вторых, за последние десятилетия произошли определенные изменения и в самом ленинградском произносительном варианте.

Ряд орфоэпических особенностей ленинградского варианта является в наши дни общелитературной нормой. Так, в прилагательных мужского рода заднеязычные г, к, х мягкие и во флексии произносится безударный /i/ (тихий как /t'ix'ij/, великий как /vil'ik'ij/); в заударных флексиях 3-го лица множественного числа глаголов II спряжения произносится /а/ (ходят как /x'ód'at/, водят как /vód'at/)1; в возвратных частицах глаголов произносится /s'/ (учусь как /uč'ús'/, берусь как /b'irús'/); произошло ограничение числа случаев с ассимилятивным смягчением согласных в сочетаниях C1C'2 (дверь как /dv'er'/, твердый как /tv'órdыj/).

Вместе с тем некоторые особенности старого петербургского произношения в речи сегодняшних петербуржцев сохранились. Однако большая часть конкретных проявлений старых произносительных черт не была последовательно представлена ни во всей группе испытуемых, ни у отдельных испытуемых. Оказалось также, что в спонтанной речи и при чтении текста эти особенности проявляются по-разному: чаще в чтении, чем в спонтанной речи.

В результате статистической обработки данных слухового анализа оказалось, что наиболее распространенной чертой ленинградского произношения является еканье. Средний процент произнесения безударного /е/ во всех позициях при чтении — 20%, в спонтанной речи — 11%.

При этом важно отметить, что самыми сильными позициями, в которых может сохраняться еканье, являются позиции 1-го предударного слога и заударного открытого: /v'esná/, /v 1'in'ingrád'e/2.

Таким образом, даже еканье, основная особенность ленинградского произношения, постепенно исчезает из речи сегодняшних горожан: безударное /е/ заменяется в произношении безударным /i/. Наиболее устойчивыми оказались три особенности старого петербургского произношения:

Произношение /št/ вместо [š':] в слове дождь (69% случаев).

Произношение /žd'/ вместо [ž:] в косвенных формах слова дождь (81%).

Произношение твердого согласного перед /е/ в заимствованных словах (68%).

Особенности эти встретились у 80% испытуемых.

Последовательный анализ речи сегодняшних москвичей показал, что только один диктор из 50 последовательно произносит безударный /i/ на месте орфографических е, а, я после мягких согласных; остальные (в среднем в 11,3% — при чтении и 9,4% — в спонтанной речи) произносят безударный /е/.

Судя по данным литературы, речь москвича от речи петербуржца отличал целый ряд орфоэпических особенностей в произношении согласных, из которых некоторые охватывали большие группы слов. Старое московское произношение требовало произнесения твердых заднеязычных в прилагательных мужского рода единственного числа, т. е. высокий как [vыsókъj], а не /vыsók'ij/, твердого /s/ в возвратных частицах глаголов. Такое произношение встретилось лишь в 7% случаев, в 93% — был произнесен мягкий согласный; произношение твердого /s/ зафиксировано в 20% случаев. Старая московская норма требовала обязательного смягчения C1 в сочетаниях С1С'2. Исследование произношения дикторов-москвичей показало, что, как и у петербуржцев, первый согласный смягчается в большинстве случаев лишь тогда, когда следующий согласный совпадает с ним по активному артикулирующему органу.

Сочетание чт в 100% случаев москвичами произнесено как /št/.

Любопытно, что произнесение /št'/ и /žd'/ в словах дождь и дождя вместо [š':] и [ž':] у москвичей больше, чем у петербуржцев-ленинградцев: соответственно 74% и 86%, хотя это была самая яркая черта старого петербургского произношения.

Изменилось и произношение согласных перед гласным переднего ряда /е/ в заимствованных словах: москвичи произносят твердый согласный в 82% случаев.

Как следовало из литературы, между старым московским и петербургским произношением существовали различия, связанные с длительностью ударного гласного /а/ и качеством безударного.

Сопоставление длительности гласных в ударном, 1-ом предударном, 2-ом предударном, заударном закрытом и заударном открытом слогах дикторов-москвичей и дикторов-ленинградцев показало сильное сокращение гласного /а/ в позициях 2-ой степени редукции у москвичей по сравнению с ленинградцами.

Сопоставление спектральных характеристик этих гласных (значение FI и FII) показало, что имеются и качественные различия: ленинградцы реализуют несколько менее отодвинутые назад звуки. Ударный /а/ в произношении москвичей более закрытый и более задний.

Таким образом, исследование произношения современного Петербурга и современной Москвы показало, что орфоэпические характеристики, надежно отличающие москвича от ленинградца, отсутствуют. Вместе с тем, в некоторых случаях большая закрытость и ото-двинутость ударного /а/, большая отодвинутость и меньшая длительность /а/ 2-го предударного и заударного закрытого слогов свойственна речи сегодняшних москвичей.
 

3.4. Просторечные особенности в речи сегодняшних ленинградцев-петербуржцев и москвичей
 

В речи ленинградцев и москвичей обнаружена одна особенность, которая должна бы быть определена как просторечная, но обращает на себя внимание ее широкое распространение. Имеется в виду произнесение аффрикаты /č'/ как щелевого /š'/, т. е. росточек как /rastóš'ik/, курочка как /kúraš'ka/. Особенность эта встретилась у 85% дикторов-ленинградцев и 60% дикторов-москвичей, в достаточно большом числе случаев.

По-видимому, причина такого произношения тоже лежит в фонологической системе: отсутствие фонемы /š'/ и соответственно противопоставления /č'/-/š'/ могло привести к замене аффрикаты на щелевой (т. е. исчезновение артикуляции смычки, произнесение только щелевой фазы).

Кроме того, можно отметить и определенную тенденцию к ослаблению функциональной нагрузки гласного /u/ в безударной позиции. По крайней мере в неполном типе произнесения достаточно широко встречается утрата противопоставления /u/-/i/ в безударной позиции в первую очередь после палатализованных согласных (произношение бюро как /b'iró/, пюре как /p'iré/, челюсть как /č'él'is't'/). Встречаются и случаи утраты противопоставления /u/-/ы/ (произношение разума как [гázъma]).

В неполном типе произнесения отмечена и тенденция к упрощению групп согласных /s't'/, /z'n'/ в конце слов: произнесение шесть как /šes'/, жизнь как /žыs'/ и т.п. Отмечается и произнесение твердых губных согласных в позиции абсолютного конца слов: семь как /s'em/, восемь как /vos'im/ и т. п. (см. подробнее раздел «Спонтанная речь».)

3.5. Выводы
 

Сравнение результатов исследования речи сегодняшних ленинградцев и москвичей показало, что существенных различий между ними нет. Так, на месте орфографических е, а, я произнесли /i/ 84,5% дикторов-ленинградцев и 89,7% — москвичей. Безударный /е/ сохраняется в некоторых случаях лишь в позиции абсолютного конца слова.

На месте орфографических е, я в начале слов произносится /ji/ или /i/ и в небольшом числе случаев — /je/. В спонтанной речи обе группы дикторов в 84% случаев произносят /i/. В заударных флексиях глаголов II спряжения 3-го лица множественного числа все дикторы в значительном большинстве случаев произносят /а/ или /i/, но не /u/, как этого требовала старая московская норма: видят как /v'id'at/, /v'id'it/, но не /v'id'ut/.

В прилагательных мужского рода единственного числа именительного падежа все дикторы-ленинградцы и 93% дикторов-москвичей произносят мягкие заднеязычные, т. е. великий как /v'il'ik'ij/, а не /v'il'i'kъj/.

В возвратных частицах глаголов мягкое /s'/ употребили все дикторы-ленинградцы во всех случаях, москвичи — в 80% случаев. При этом твердый /s/ был произнесен только после /1/, по-видимому, под влиянием его веляризации, т. е. учусь, например, все дикторы произносят как /uč'ús'/, а учился некоторые произносят как /uč'ilsa/.

В сочетаниях С1С'2 дикторы-ленинградцы произнесли первый согласный мягко только в том случае, если оба согласных, входящих в сочетание, — переднеязычные (7% дикторов и в этом случае реализовали твердый). Москвичи в 87% случаев произнесли первый согласный как мягкий в сочетаниях двух переднеязычных, в сочетаниях других согласных — лишь в 4,5%. Это свидетельствует о широком распространении в современном произношении сочетания твердого с последующим мягким.

Орфографическое сочетание чт 87% ленинградцев и всеми москвичами произнесено как /št/. Произношение орфографического сочетания чн как /č'n/ или /šn/ связано с конкретным словом, в состав которого оно входит, но существенных различий между ленинградцами и москвичами и в этом случае обнаружено не было (подробнее об этом см. с. 85).

В заимствованных словах твердые согласные перед /е/ ленинградцы произнесли в 68% случаев, москвичи — в 82%. Существует определенная связь между активным артикулирующим органом, с помощью которого образован согласный, и частотой употребления мягкого или твердого члена соответствующей пары (см. с. 87).

В слове дождь 69% ленинградцев и 74% москвичей произнесли /št'/, в слове дождя — [žd']соответственно 81% и 86%.

В орфографических сочетаниях стн, стк, стл, тек, стек, здн /t/ и /d/ встретились только у ленинградцев (16% случаев).

Орфофоническис характеристики речи дикторов ленинградцев и москвичей тоже в принципе совпадают. Так, для /i/, /u/, /ы/ основными различиями между ударными и безударными являются различия по длительности; для гласного /а/ имеются и качественные различия: гласные 1-го предударного слога более закрытые и в некоторых случаях более задние, чем ударные; во 2-ом предударном и заударном закрытом слогах несколько более задние по сравнению с 1-ым предударным. Вместе с тем имеются довольно регулярные различия между ленинградцами и москвичами в реализации ударного и безударного /а/: у москвичей ударный /а/ более закрытый и более задний, чем у ленинградцев, гласные 2-го предударного и заударного закрытого слогов характеризуются меньшей длительностью и большей отодви-нутостью назад.

Орфографические щ, сч, зч ленинградцы произнесли как [š':] в 98% случаев, москвичи — в 100%.

В итоге можно утверждать, что в современном русском языке сформировалась единая произносительная норма, заимствовавшая часть черт старого московского произношения и часть черт старого петербургского.
 

1 Следует отметить, что под воздействием распространившегося иканья, в этих случаях реально произносится /xod'it/ и /vod'it/, как и в глаголах единственного ч