Функциональные разновидности языка

Язык выполняет разные коммуникативные задачи, обслуживает разные сферы общения. Одно дело — язык "Науки и совсем другое — обыденная разговорная речь. Каждая сфера общения в соответствии с теми коммуникативными задачами, которые ставятся" в ней, предъявляет к языку свои требования. Поэтому невозможно говорить в коммуникативном плане о культуре владения языком вообще. Речь должна идти о культуре владения разными функцио­нальными разновидностями языка. То, что хорошо в одной функци­ональной разновидности языка, оказывается совершенно неприемлемо в другой. М. В. Паноб пишет: «не раз в печати появлялись жалобы, что лексикографы обижают слова: ставят около них поме­ты «разговорное», «просторечное» и т. д. Несправедливы эти жало­бы. Такие пометы не дискриминируют слова. Посмотрим в словаре, у каких слов стоит помета «разговорное»: ворочать (делами), вор­чун, восвояси, вперебой, впихнуть, впросонках, впрямь, впустую, временами (иногда), всласть, всплакнуть, вспомянуть, встряска, всухомятку, выволочка, газировка, гибель (много), глазастый, глядь, гм, гнильца, говорун, голубчик, гора (много), грохнуться, грошовый, грузнеть, ни гу-гу, гуртом, давай (он давай кричать), давненько-Прекрасные слова. Помета разг. их не порочит. Помета предупреж­дает: лицо, с которым вы в строго официальных отношениях, не называйте голубчиком, не предлагайте ему куда-нибудь его впих­нуть, не сообщайте ему, что он долговязый и временами ворчун... В официальных бумагах не употребляйте слова глядь, всласть, вос­вояси, грошовый... Ведь разумные советы?» [28, 9—10].

Если с этих позиций подойти к некоторым из перечисленных качеств хорошей речи, то оказывается, как это ни странно на пер­вый взгляд, что в отдельных ее разновидностях хорошими или как минимум неплохими следует признать качества, противоположные тем, которые названы в списке. Так, если для научной речи действительно необходима точность, в том числе и точность в обозначе­нии конкретных реалий, то в разговорной речи вполне нормативны такие, например, неточные обозначения, как «чем писать» (карандаш, ручка). Б. Н. Ельцин в книге «Исповедь на заданную тему» приводит такую полученную им записку: «Скажите, наши партийные руково­дители знают, что в стране нет элементарного: что поесть, во что одеться, чем умыться? Они что, живут по другим законам?»

Какие же существуют функциональные разновидности языка и какие требования с точки зрения культуры речи к ним следует предъявлять?

Учение о функцио­нальных разновидностях языка имеет свою историю. Долгое время разные сферы общения понимались как стили языка и стили речи. Стилями языка считались, нaпpимep, язык нayки, язык хyдoжecтвенной литературы, разговорная речь. Стилями речи признавались частные реализации стилей, такие, как учебная лекция и научный доклад, в основе которых лежит научный стиль. В последнее время лингвисты пришли к выводу, что языковые различия между некоторыми сферами общения столь значительны, что использовать отношению к ним одно оБщее понятие «стиль» едва ли целесообразно поэтому вводится понятие «функциональная разновидность язы­и». Широкое признание получила типология функциональных раз­новидностей языка, сравнительно недавно предложенная академи­ком Д. Б. Шмелевым [40].

Стилями Д. Н. Шмелев называет только функциональные сти­ли, которые (все вместе) по своей языковой организации имеют существеннейшие отличия как от языка художественной литерату­ры, так и от разговорной речи.

Как уже говорилось, главной отличительной особенностью языка художественной литературы является его особая по сравнению со всеми другими разновидностями предназначенность. Вся организация языковых средств в художественной литературе подчинена не просто передаче содержания, а передаче художественными средствами. Главная функция языка художественной литературы — эстетическая (или поэтическая). С этой целью в языке художественной литературы могут использоваться не только функциональные разновидности литературного языка, но и нелитературные формы национального языка: диалекты, просторечие, жаргонизмы и др. интересный пример обыгрывания эле­ментов официально-делового стиля в художественных целях В. Шук­инным в рассказе «Чудик» приводит в одной из своих работ Д. Н. Шмелев:

«В аэропорту Чудик написал телеграмму жене:

«Приземлился. Ветка сирени упала на грудь, милая Груша, меня не забудь. Васятка».

Телеграфистка, строгая сухая женщина, прочитав телеграм­му, предложила:

— Составьте иначе. Вы — взрослый человек, не в детсаде.

— Почему? — спросил Чудик. — Я ей всегда так пишу в пись­мах. Это же моя жена!.. Вы, наверное, подумали...

— В письмах можете писать что угодно, а телеграмма — это вид связи. Это открытый текст.

Чудик переписал:

«Приземлились. Все в порядке. Васятка».

Телеграфистка сама исправила два слова: «Приземлились» и «Васятка». Стало: «Долетели. Василий».

Можно привести еще ряд примеров такого рода: хорошо из­вестно умелое обыгрывание просторечия в рассказах М. Зощенко; охотно использует диалектные слова В. Астафьев; немало слов ла­герного жаргона в произведениях на соответствующую тему у А. Сол­женицына и т. п.

Особое положение языка художественной литературы в системе функциональных разновидностей языка состоит еще в том, что он оказывает огромное влияние на литературный язык в целом! Не случайно в название нормированного национального языка вклю­чено определение «литературный». Именно писатели формируют в своих произведениях нормы литературного языка. А. Солженицын предложил «Русский словарь языкового расширения». «Лучший способ обогащения языка, — пишет автор в предисловии к этому словарю, — это восстановление прежде накопленных, а потом уте­рянных богатств» [36, 43]. В словаре приводятся такие, например, слова: авосничатъ — пускаться на авось, беззаботно; бадъистое вед­ро — просторное, большое; бадяжничатъ — шутить, дурачиться; убарахтался — умаялся; бедитъ — причинять беду; безвидный — неказистый, невзрачный; беспоръе — безвременье, худая пора и т. п. Трудно сейчас сказать, какова будет судьба этих и других слов в литературном языке, но сам факт создания такого словаря заслу­живает внимания. Когда размышляешь п языке художественной литературы, то, по-видимому, уместнее говорить не о культуре речи, а о таланте, мастерстве писателя в использовании всех богатств и. возможностей национального языка. Дальнейшее развитие темы о языке художественной литературы увело бы нас далеко в сторону от проблематики культуры речи, поэтому обратимся к другим функ­циональным разновидностям языка.

Но прежде чем говорить конкретно о каждой из них, необхо­димо подчеркнуть одно существенное обстоятельство. Важным требованием культуры владения языком является требование различать его функциональные разновидности, свободно пользоваться любой из них, четко представляя, какая из разновидностей языка должна выбираться в соответствии с задачами общения. Одно из Основополагающих отличий такой нелитературной формы языка, как просторечие, от литературного языка состоит в том, что носи­тели первого из них не различают или плохо различают разновидности языка. Попадая, например, в официально-деловую обстановку, носитель просторечия будет стремиться говорить не так, как он привык говорить дома, но как именно говорить в данной ситуации, он точно не знает.

Культура владения разными функциональными разновидностями языка — это прежде всего такой выбор и такая организация языковых средств, которые отличают данную разновидность от других, определяют ее лицо.

Среди функциональных разновидностей особое место, как сле­дует из приведенной на с. 19 схемы, занимает разговорная речь (далее — РР). Еще не так давно РР рассматривалась в ряду функциональных стилей.

Дело в том, что разговорная речь по сравнению с другими функциональными разновидностями имеет весьма существенные особенности. Если язык художественной литературы и функциональные стили языка строятся на основе зафиксированных в словарях и грамматиках правил языка, то особенности разговорной речи нигде не фиксируются. Нигде не говорится, например, что в  определенных условиях общения можно встретиться с употреблением именительного падежа существительного в высказываниях типа: Нe скажете Третьяковка как пройти?

Для официально-делового стиля характерной чертой является штамп. Невозможно представить себе вольную форму в заявлении о командировке или об отпуске, существуют установленные образцы дипломов, паспорта и т. п. Но, конечно, культура вла­дения официально-деловым стилем не ограничивается только знани­ем штампов. Разные его жанры требуют разных речевых навыков. Исследователь этого стиля П. В. Веселов рассматривает, например, культуру ведения деловой беседы по телефону. Отмечается, в част­ности, что для эффективности беседы необходимо сразу же отреко­мендоваться (следует говорить: «Иванов у телефона», «Петров слу­шает», а не «Я у телефона», «Слушаю»), при ведении разговора не должно быть никаких стилевых излишеств. «Служебный диалог по телефону, — пишет П. В. Веселов, — не подробный обмен мнениями, а обмен информацией оперативного значения с целью достижения определенных действий». И продолжает: «Подобно тому, как унифи­цирована письменная деловая речь, можно унифицировать и устную. Зачем? — Чтобы меньше говорить и больше делать» [2].

Особый жанр официально-делового стиля — это юридические документы: конституция, своды законов и др. Главное для этих документов — четкие полные, не оставляющие места для двусмысленности формулировки ничто не должно оставаться в подтексте; неявно выраженный смысл для официально-делового стиля не характерен. Некоторая тяжеловесность многих юридических текстов неизбежна. При их написании действует своего рода принцип: хорошо бы сказать проще, но проще не скажешь, например: «Защита гражданских прав осуществляется в установленном порядке су­дом, арбитражем или третейским судом путем: признания этих прав» восстановления положения, существовавшего до нарушения права, и пресечения действий, нарушающих право; присуждения к испол­нению обязанности в натуре; прекращения или изменения право­отношения; взыскания с лица, нарушившего право, причиненных убытков, а в случаях, предусмотренных законом или договором, — неустойки (штрафа, пени), а также иными способами, предусмот­ренными законом».

Такие юридические тексты не предназначены для быстрого ус­воения неспециалистами: они требуют неоднократного прочтения.

Эффективный набор языковых средств для построения добротных в плане культуры речи научных текстов подчиняется таким требованиям, как логичность изложения, точное обозначение понятий и реалий. Научный текст немыслим без терминологии, поскольку именно она обеспечивает точность обозначения. Последовательное развитие научной мысли (логика мысли) не позволяет, с одной стороны, использовать, как и официально-деловом стиле, неявно выраженный смысл, а с другой — требует того, чтобы новое предложение постоянно вбирало в себя смысл предшествующих. Это можно осуществить, просто повторив предшествующие предложение в форме придаточного. Такой способ крайне неэкономен. Поэтому чаще используются другие способы: свертывание предшествующего предложения в отглагольное существительное, замена его местоимением и т.п. Такое объединение определяет особые синтаксические свойства слова. Подобные способы не чужды и другим функцио­нальным разновидностям языка, в языке научных текстов они особенно активны, например: «В этой главе теория обобщенных функ­ций применяется к построению фундаментальных решений и к ре­шению задачи Коши для волнового уравнения и для уравнения теплопроводности. При этом задача Коши рассматривается в обоб­щенной постановке, что позволяет включить начальные условия в мгновенно действующие источники (типа простого и двойного слоя на поверхности t = 0). Таким путем задача Коши сводится к задаче о нахождении такого (обобщенного) решения данного уравнения (с неизменной правой частью), которое обращается в нуль при t < 0. Последняя задача решается стандартным методом — методом суммирования возмущений, порождаемых каждой точкой источника, так что решение ее представляется в виде свертки фундаменталь­ного решения с правой частью». В результате этргонаучные тексты оказываются информативно насыщенными в гораздо большей сте­пени, чем например, разговорные или публицистические. В тексты многих научных специальностей (математика, физика, химия, логика и др.) органически входят формулы. Поэтому научные тексты объективно трудны для восприятия. К ним нельзя предъявлять требование вседоступности. Следует, однако, заметить, что объек­тивные трудности восприятия научных текстов не имеют ничего общего с субъективной трудностью восприятия некоторых научных текстов. Существует ложное убеждение, что наука в принципе должна быть непонятна для непосвященных. И поэтому некоторые уче­ные, особенно начинающие, стараются во что бы то ни стало напи­сать «позаковыристей», например, так: «...На месте генетического знания выступает знание реальное, или ближайший смысл из чис­ла неоязыковленных смыслов пространственной таксономии в речи коммуникативной абстракции». Хотя вряд ли такие «неоязыковленные» суждения могут продвинуть науку вперед... На наш взгляд, основное требование к культуре владения научным стилем можно сформулировать в виде такой сентенции: выражайся настолько сложно, насколько сложен объект исследования, и не более того.

Следует отметить еще одно немаловажное обстоятельство. Есть существенные различия между письменной и устной формами на­учного стиля. Например, вполне оправданна глубокая информационная насыщенность письменных научных текстов, поскольку письменный текст, если он не сразу понят, может быть вновь прочитан. Устный научный текст, например лекция, такого повторного вос­приятия, естественно, не допускает. Поэтому опытный лектор подает информацию как бы порциями, часто возвращаясь к уже сказанному, вновь активизируя его в сознании слушающих. В результате семантика синтаксическая структура устного научного текста оказывается весьма своеобразной, специально исследовавшая устные научные тексты О. А. Лаптева главной чертой их считает дис­кретность (прерывистость) [18, 119]. Вот небольшой приводимый ею пример (в несколько упрощенной передаче): «Нужно формулиро­вать наши теоретические выводы таким образом. Чтобы они были четко, так сказать, уже с самого начала, при формулировке, они включали в себя возможность их проверки фактами. Причем не только данным ученым, но специалистами в области эмпирии. То есть можно. Организовать, так сказать, разделение труда между теоретиками и людьми, работающими в области эмпирии, в облас­ти статистики, которые, опираясь на правильно сформулирован­ные теоретические положения, когда правильно сформулирован­ные теоретические положения, когда правильно сформулированные требования проверки того или иного теоретического положения, мог­ли сказать: «Да, вот это положение подтверждается фактами. Вот это положение не подтверждается фактами». Ясно, что писать так нельзя, но говорить вполне можно, текст отвечает требованиям к культуре владения устным научным стилем.

Нетрудно видеть, что официально-деловой и научный стили имеют не мало общего. Это прежде всего точность обозначений (термины), отказ от смысла в неявно выражении. Эти стили относятся к разряду строгих. Они заметно отличаются от нестрогой разговорной речи. Особое промежуточное положение между строгими и нестрогими функциональными разновидностями языка занимает публицистический стиль. Известный языковед В. Г. Костомаров, анализируя один из основ­ных жанров публицистики, язык газет, показал, что в нем соединяются две противонаправленные тенденции: тенденция к стандартизации, свойственная строгим стилям и тенденция к экспрессив­ности, характерная для разговорной речи и для языка художественной литературы. Г. Костомаров пишет: «К максимуму информативности стремятся научный и деловой стили... К максимуму эмоциональности приближаются некоторые бытовые и поэтические тексты... Газетное изложение не терпит ни той ни другой крайности: в первом случае не было бы эмоционально воздействующего эффекта (скучно, неинтересно), во втором — необходимой фактографичности (на одних чувствах)» [14, 91]. Вот пример соединения этих тенденций: статьям на серьезнейшие темы может предшествовать экспрессивный «легкомысленный» заголовок.  Вообще современная пресса — это своеобразное соревнование заголовков (кто ярче и необычнее назовет): «В чем Промолчит глас народа»; «В экологическом концлагере»; «Второй эшелон номенклатуры»; «Бермудский треугольник в Лаврушинском переулке»; «Вопросы истории» под вопросом»; «Лес рубят — машины стоят»; и даже элементарный прогноз погоды озаглавлен в одной из газет так: «У природы нет плохой погоды».

Итак, была сделана попытка в общих чертах определить ос­новные языковые особенности функциональных разновидностей языка и дать рекомендации по культуре владения ими. Следует подчеркнуть, что в данном случае речь может идти именно о рекомендациях, а не о тех достаточно жестких требованиях, которые предъявляет нормативный аспект культуры речи. Создание текста определенной функциональной направленности — это творческий процесс, исключение составляют только некоторые канонические жанры официально-делового стиля. Творчество же предполагает проявление языковой индивидуальности. Каждая функциональная разновидность языка располагает таким богатым арсеналом языко­вых средств и способов их организации, что всегда есть возмож­ность строить соответствующие тексты разнообразно, но во всех случаях эффективно. Чем выше культура владения функциональ­ными разновидностями языка, тем в большей степени проявляется языковая индивидуальность. Едва ли в пособиях по культуре речи можно научить языковой индивидуальности — это, как говорят, от Бога, но вот научить не создавать неэффективных в коммуника­тивном плане текстов, вероятно, можно.