Стереотипизация и восприятие профессионала

Термин «социальный стереотип» (от греч stereos – твердый,  typos – отпечаток и лат.  socialis – общественный), введенный в 1922 г. американским журналистом У. Липпманом – создателем теории стереотипизации, обозначает упрощенное, схематизированное, зачастую искаженное, характерное для сферы обыденного сознания представление о каком-либо социальном объекте (группе, человеке, принадлежащем к той или иной социальной общности и т.п.). Социальный стереотип фиксирует в себе некоторые, порой несущественные черты объекта, обладающие, однако, относительной устойчивостью. Стереотипизация служит одной из важнейших характеристик восприятия межгруппового и межличностного и отражает схематизированность, аффективную окрашенность, свойственную этой форме социальной перцепции.

Е.И. Рогов определяет стереотип как устойчивый (и в то же время упрощенный) образ какого-либо явления или человека, складывающийся в условиях нехватки информации. Именно стереотипы позволяют человеку существенно сократить время реагирования на изменяющуюся реальность, ускорить процесс познания (Рогов: 193-194).

В.Н. Куницына и А.А. Бодалев считают, что оценочные стереотипы и эталоны занимают значительное место среди субъективных условий, от которых зависит характер формирующихся у человека знаний о других людях. В эталонах в более или менее обобщенной форме находят отражение результаты познания человеком групп людей, относимым к различным общностям и объединяемым в них по признаку национальной и классовой принадлежности, сходства пола, возраста, профессии и т.д.

Познавая новых для себя людей, человек использует эти эталоны в качестве мерок, которые он прикладывает к познаваемой личности и определяет таким образом ее принадлежность к какой-то общности. Оценочные стереотипы – это, как известно, «наборы» качеств личности которые человек начинает приписывать познаваемому лицу после того, как на основании сравнения его с имеющимися у него эталонами, ему кажется установлен «класс» этого лица.

В.Н. Куницына и А.А. Бодалев исследовали изменения в содержании эталонов и стереотипов и в форме их выражения в зависимости от таких факторов, как возраст и социальное положение человека. (Куницына, Бодалев: 95).

Особое место занимают профессиональные стереотипы, которые влияют на оценку другого человека. «Профессиональный стереотип – это персонифицированный образ профессии, то есть обобщенный образ типичного профессионала» (Куницына и др. 2001: 337).

Следует сказать и о живучести этих стереотипов: даже не работая в каких-то сферах и не сталкиваясь с представителями профессий, мы, не задумываясь, говорим о «дисциплинированности военного, точности математика, строгости прокурора, сердечности медсестры. М.Я. Басов писал: «Когда мы говорим о педагоге, враче, инженере, художнике, актере и т.п., нам представляются они в виде отличных друг от друга профессиональных типов, каждый имеет свое лицо, свои характерные черты, по которым мы узнаем их в жизни при первой встрече с ними. Каждая профессия имеет свой штамп». Хотя при этом внутри каждой профессии есть самые совершенно разные люди, они объединяются, сливаются в образ типичного профессионала (Рогов: 199). Это подтверждают и наши исследования: при выявлении образа «идеального инженера» мы просили вспомнить высказывания, принадлежащие инженерам, во многих анкетах после заполненной первой части шли отказы от заполнения второй части, при этом причины отказов были следующие: никогда не видел, я с ними не общалась и под.

О стереотипе стюардессы пишет и Н.В. Ушакова, согласно которому стюардесса – это всегда улыбающаяся, симпатичная, подтянутая, тактичная женщина. И если случается так, что бортпроводница не соответствует принятому стереотипу, то у пассажиров возникает чувство разочарования в ней (Ушакова и др. 1990: 7). Причем стереотип регламентирует не только внешний вид, но и нормы поведения: «А у пассажиров имеется свое представление о том, как должна вести себя стюардесса. Они по-своему оценивают ее профессиональную роль. По их мнению, стюардесса должна встречать их с улыбкой, быть внимательной и приветливой, иметь индивидуальный подход к пассажирам, выполнять все их просьбы. К тому же, она должна быть всегда аккуратной, симпатичной, хорошо выглядеть. Только в том случае, когда бортпроводница будет соблюдать все инструкции и предписания в своей работе и вместе с тем оправдывать ожидания пассажиров, она сможет стать в их глазах настоящей стюардессой… Бортпроводница обязана максимально приблизить свой внешний и внутренний облик к эталону стюардессы. Это может выразиться в изменении походки, осанки, взглядов и жестов. В общении в окружающими это перевоплощение может выразиться в большем количестве приветливых и вежливых фраз, в повышенном внимании и заботе об окружающих» (Ушакова и др. 1990: 38-39).

Изучением профессиональных стереотипов методом семантического анализа  занимался В.Ф. Петренко. Согласно стереотипу, «психолог» - сложный, умный, интересный, организованный, гордый, принципиальный, остроумный. Таких качеств, как счастливый и организованный, у психологов нет. Обнаружена им также тенденция неприятия, или, говоря более мягко, чуть более негативного отношения к представителям близких наук. В.Ф. Петренко объясняет это тем, что на уровне обыденного сознания науки, далекие от собственной профессии человека, воспринимаются как малопонятные, имеющие собственные критерии научности и в силу этого – как сложные, но интересные. Представления же о близких по содержанию науках ассимилируются, попадают под стереотип «настоящей науки», сформированный в рамках собственной профессии, и в силу этого близкие науки воспринимаются подчас как не соответствующие «классическим» критериям и стандартам научности (Петренко 1997: 250).

Однако именно из-за своей приближенности к реальности стереотипы должны использоваться с большой осторожностью: «В любом случае, стереотипы должны рассматриваться лишь как фактор, дающий первичное направление коммуникации, которое впоследствии может претерпеть существенные изменения. В процессе общения обязательно следует принимать во внимание, что стереотипы являются причинами определенных реакций и поведения… Непроизвольная фиксация на уже имеющемся стереотипе серьезно затрудняет наблюдение за реальными действиями партнеров, и в этом случае стереотип действует как коммуникационный фильтр, как бы отсеивая те моменты действий, которые не соответствуют стереотипу.

Таким образом, стереотипы ведут к некоторому искажению реальности и включению в процесс общения своеобразного «автопилота», который предполагает жесткую схему восприятия и существенно затрудняет или даже совсем исключает обратную связь с партнерами по коммуникации. Следствием этого, как правило, является то, что действительное поведение партнеров, как и их намерения, остаются незамеченными или неправильно понятыми, это оказывает влияние на ход общения и может стать источником конфликтов. Поэтому проблема построения адекватного поведения с учетом существующих стереотипов всегда актуальна» (Грушевицкая и др.: 327-328).

В то же время нарушение типичного или ожидаемого поведения провоцирует поиск причины этого: как мы говорили, излишняя вежливость обслуживающего персонала в России может вызвать подозрение в некачественно сделанной работе или нечестности. О том, что существует общественно одобряемый стереотип поведения представителей определенной профессии говорит множество фактов: само называние «Это Учитель / Врач с большой буквы» (т.е. максимально соответствующий положительной модели), или ситуация, когда в ответ на обвинения в некорректном поведении по отношению к ученику учитель на упрек родителя «Вы ведь учитель!» ответила: «Я не учитель, я урокодатель».

При описании стереотипного образа профессионала, закрепленного в культуре, можно пользоваться следующими методами:

1)                 опросы, в которых наряду с традиционным анкетированием можно выделить глубинное интервью; фокус-группу; выборочный опрос с целью сопоставления мнения групп, выделенных по определенным заранее социобиопсихологическим характеристикам;

2)                 проективные методики, например, свободный ассоциативный эксперимент, в котором название профессии является стимулом; «написание сценария», в котором есть описание профессионалов и их действий;

3)                 направленный анализ современных текстов (публицистические и художественные произведения) и видеопродукции (реклама, телесериалы и фильмы), которые с одной стороны, отражают в той или иной степени уже сложившийся образ представителя профессии, а с другой – влияют на него (например, реклама в последние годы все чаще рисует образ врача как заботливого и знающего, а  учительницы как злой, несправедливой, глупой и нервной).

Социально одобряемый и социально порицаемый образ профессионала (по данным опросов)

Подобные стереотипные характеристики представителей четырех профессий, закрепленных в русской культуре, мы пытались определить в ходе эксперимента, который был разделен нами на две части. Первая часть – основная – проходила в 1999-2000 году (качества продавцов) и в 2000-2001 году (качества врача, учителя, инженера). Вторая часть – контрольный срез – была проведена в 2002-2003 году и включала опрос респондентов о качествах психолога и о качествах продавцов. Мы выбрали профессию продавца для контрольного среза, поскольку именно в этой сфере происходит активное освоение новых моделей поведения.

Обобщенные образы в виде «портретов» представителей четырех коммуникативных  и одной некоммуникативной профессии были выявлены с помощью анкетирования: опрашиваемых просили написать пять качеств, которые, по мнению респондентов, должны быть у идеального врача, продавца, учителя, инженера, и пять качеств, которых у них не должно быть.

Предлагая реципиентам не просто написать качества специалистов, но и поместить их в соответствующий столбик, таким образом оценив как положительные или отрицательные, мы хотели выявить существующую норму через образ идеального профессионала, поскольку «ценности, оценки и нормы взаимосвязаны исторически и функционально. Ценности и оценки выступают как источник возникновения норм, нормы – как распространенные эквиваленты, критерии оценок. При этом большое значение имеет степень осознания их связей. Возникновение нормы венчает достаточно высокое адекватное осознание общественных потребностей, интересов и соответствующих ценностей» (Анисимов: 105).

 Этапы проведения исследования отражены в таблице 10: 

Таблица 10.

Интересным на наш взгляд является тот факт, что этимология названия профессии, несмотря на скрытость для современного человека «проявляется» в характеристиках профессионала. Наиболее ярко это отразилось в профессиях инженер и врач.

Инженер заимствовано из нем. языка в XVIII в. Нем. Ingenieur – «инженер» в свою очередь является заимствованием из французского языка, где ingenieur – тж. образовано с помощью суффикса –eur  на базе лат. ingenium – «природные склонности, ум» (Шанский: 131).

Должен быть: умным (60), образованным (45), сообразительным (11), грамотным (10), талантливым (10), новатором (5), абстрактное мышление (3), всесторонне развитым (3), прогрессивным (3), ум (3),  изобретательным (2), интеллектуальность (2), интеллектуальным (2), математиком (2), талант (2), творческим (2), "дока", абстрактно мыслить, аналитиком, всесторонне развитым человеком, генератор идей, гений, гибким в мышлении, иметь системное мышление, иметь технический склад ума, интеллект, логично мыслить, развитое мышление, рациональным, с хорошо развитым абстрактным мышлением, с четким мышлением, смекалистым, соображающим, творчески мыслить, толковым, широко мыслящим, эрудированным, эрудированным всесторонне.

Не должен быть: глупым (42), тупым (12), необразованным (21),  ограниченным (5), бездарным (4), консервативным (3), не способным мыслить (3), дураком (2), поверхностным (2), узко мыслящим (2), "дебилом", "серым", балбесом, безграмотным (технически), дилетантом, не должен быть таким, что не может сосчитать 2+7,834(834), не должен быть человеком с усохшими мозгами, не развитым всесторонне, не сообразительным, не умен, не умеющим широко мыслить, не умным, не читающим, невежественным, невежество, недалеким, нелогичным, несведущим, несообразительным, неталантливым, ничего не понимающим, профаном, туго соображающим, узким, шаблонно мыслящим.

Все  полученные положительные и отрицательные характеристики представлены в таблицах № 11-16 в обобщенном виде (в виде гнезд синонимов или близких по смыслу характеристик (отдельных слов и словосочетаний)).

Таблица 11.

Само название врач свидетельствует о важности слова в этой профессии, поскольку  образовано с помощью суффикса –чь от вьрати – «говорить», первоначально – «заговаривающий, волшебник» (Шанский: 69). Об этом же свидетельствуют  и такие высказывания: «Три орудия есть у врача: слово, растение и нож», - так гласил один из постулатов древней иранской медицины, существовавший  за две тысячи лет до нашей эры. Гиппократу приписывают такие слова: «Если есть несколько врачей, из которых один лечит травами, другой – ножом, а третий – словом, прежде всего обратитесь к тому, кто лечит словом» (Грандо: 152).

Следует сказать, что образ врача претерпел значительные изменения. Е.С. Неклюдова в своих работах обращается к профессиональным характеристикам литературного героя, при этом она отмечает, что в русской литературе XIX века именно медицинская практика как поприще для персонажа становится определяющим фактором, впервые затрагивается сфера профессиональной деятельности героя и этим во многом обусловливаются его функции в сюжете: «Так, медики в народном восприятии того времени ассоциировались с шарлатанами, если не с колдунами… Врачам дано некое тайное знание: на это указывают их особое право на доступ к человеческому телу, их занятия в анатомическом  театре, их чародейский язык, т.е. иностранная речь (чаще прочих, латынь), и, наконец, их знание того, что находится внутри человека. Все эти факторы в совокупности с черным цветом, - частым атрибутом одежды докторов, приводят нас к теме демонизма, фаустианства, к теме договора доктора с дьяволом. Недаром одной из центральных черт литературного врача является его полная оторванность от почвы: доктора чаще всего не русские, иноземцы» (Неклюдова 2001: 363). 

О положении первых врачей, появившихся на Руси, писал и Н.И. Костомаров: «Ученые медики были иностранцы и находились только при царском дворе, и то в небольшом количестве. При Иване Васильевиче лекарь-иноземец был необходимым лицом для царя, но лечиться у него частным лицам можно не иначе, как подавши челобитную об этом. То же соблюдалось долго и впоследствии, когда число врачей при дворе увеличилось. При Михаиле Федоровиче в Москве существовала одна аптека, из которой отпускались лекарства по челобитным, и притом так, что тем, которые были не очень значительны, отпускалось и по челобитной не то, что нужно, а то, что дешевле стоило, не обращая внимания, могло ли оно принести действительную пользу.

Разумеется, врачи, призываемые из-за границы, не всегда были хороши, и по зову русского царя отважно спешили в Россию шарлатаны. Поэтому было определено, чтоб врач, приезжающий в Россию, прежде в пограничном городе показал степень своего искусства и вылечил кого-нибудь. Медики, жившие при дворе, были чрезвычайно стеснены обычаями и предрассудками. В их занятиях не уважали науки, не ставили их искусства выше знахарского. Часто сами цари обращались к травникам и знахарям, как бы в укор медикам, состоявшим при их дворе… Что касается до народа, то вообще он не верил иноземным врачам. Духовенство признавало грехом лечиться у человека неправославной веры» (Костомаров: 136-137).

Интересным является и тот факт, что наряду со знахарями и травниками конкуренцию врачами на Руси составляли и цирюльники, воспринимавшиеся как свои, понятные, а следовательно, и вызывавшие большее доверие. Приведем отрывок из книги Е. Иванова «Меткое московское слово» (Иванов 1982: 190-197).

Цирюльник был почти то же, что и парикмахер, но вместе с тем лекарь, исполнявший фельдшерские и даже докторские операции. К цирюльникам относились как к людям мудрым, усвоившим себе высокое звание лекарской науки. Им доверяли, пожалуй, больше, чем врачам, приписывая чуть не силу колдунов и «наговорщиков». Мне приходилось слышать:

- Ну его ко псам твоего дохтура, - завтра запрягу коня и отвезу бабу к цирюльнику Петровичу*. Есть такая добрая душа. Сорок верст от нас… А уж как лечит, как лечит! Иван Назарыч совсем от живота отходил, а он его справил. Три слова сказал и воду дал пить… Дохтора при Баранове холеру разводили!

Сообщавший мне это крестьянин находился в губернском городе Нижнем Новгороде, где было рукой подать и до больницы, и до частной врачебной помощи.

Говорили также:

Нашему кузнецу Павлу земский дохтор жилу не туды завернул на локте, без руки человека оставил, а цирульник потянул, и все, как не бывало. Вот те и дохторье! Дым с худой трубы от Елоховой шишки! (записано в 1907 г. в селе Городце на Волге от неизвестного)».

И еще примеры противопоставления врачей и цирюльников, приведенных Е. Ивановым: «Портило, а не лекарь! Были ране фершала-цирульники… (Записано в 1916 г. в подмосковной деревне Новая Лужа ст. Химки от неизвестной).

Покойникам кровь отворять твоя докторица годится! (записано в 1905 г. в местности Великий враг на Волге от неизвестного).

Скажи дохтуру моей кобыле в хвосту волосы нарастить!.. (Записано в 1906 г. в местности Работки на Волге от неизвестного).

Мутила меня, мутила твоя фершалша, аль дохтурша с бабой. Порошков давала горьких-нагорьких. Лопала их, лопала моя Анка – с души от горечи тянет. Пищу жрать не могла! Повел к бабке Маланье… Та ее на горячий полок да березовым веником с солью нахлестала – и как рукой прочь. Возня одна с вашими учеными лекарями… Глянь-ка на Анку – ровно жеребец, одна бревно на воз валит! Даром на шестом месяце брюхатая… (Записано в 1905 г. в местности Котово на Волге от неизвестного).

Многие ученые и сами врачи отмечают это сохранившееся преклонение перед медициной в целом и ее отдельными представителями, что многие считают важной составляющей успеха лечения. Вера в знания врача очень важны для пациента. Гиппократу приписывают такие слова: «Некоторые пациенты, даже зная о своем безнадежном положении, могут выздороветь, если верят в своего врача».

Сами врачи говорят об этом так: «Это и есть тот редкий случай, когда ученье не свет. Непомерное медицинское просвещение вредно, ибо оно «раздевает» медицину, лишает ее ореола «таинства», не оставляет для больного ничего непостижимого. А больному нужна вера в неизвестное для него «то» (в личности врача, в медицине вообще), что должно помочь ему исцелиться». «Медицина должна оставаться ну если не таинством, то все же и не упрощенным ритуалом. Что-то должно быть, - подчеркивает академик Е.И. Чазов (1978), - что вызывает у пациента почтение к медицине, уважение к такому знанию, которым он не владеет» (Сук: 48-49). Необходимость сохранения такого ореола вокруг врача подчеркивает и З.Балоян в статье «Заповедь Гиппократа» (Лит. газ., 1973, 18 авг.), когда пишет: «Люди-то мы такие же, но работа у нас другая. Особая. Больной, доверяя врачу свою жизнь, не просто верит ему, но подсознательно считает его этаким магом, волшебником, не таким, как все, а возможно, и человеком с капроновыми нервами. И вот вместо ожидаемых качеств – раздражительность, отсутствие такта, ограниченность, неинтеллигентность, которые сами по себе уже порождают врачебную ошибку, не говоря о более серьезных просчетах…» (Грандо: 143).

Особое положение врача, его необычность подтверждает и эксперимент, проведенный О.В. Коротеевой, при изучении дефиниций. Говоря о том, что примерно каждое третье незнакомое слово учащиеся пытаются отнести к медицине (Гиацинт - болезнь, скорее всего что-то воспалилось), она объясняет это тем, что «с одной стороны, в коллективном сознании непонятное ассоциируется с медицинским дискурсом. Врач недоступен. Для него больница, которая вызывает у большинства людей неприятные ощущения, - привычное место. Он знает то, чего не знают другие: как помочь, как облегчить боль. Он разбирается в латыни и т.д. С другой стороны, большое количество рекламы лекарственных препаратов, многочисленные предложения изменить что-то в себе, подправить свое здоровье тоже накладывают свой отпечаток». Исходя из этой тенденции, мы провели следующий эксперимент: для определения испытуемым был предложен ряд лингвистических терминов, которые, скорее всего, должны были являться для них агнонимами. Каждому из 150-ти испытуемых предлагалось ответить на вопрос «Что означают следующие три слова?» (всего для эксперимента было отобрано 50 терминов). Ответы распределились следующим образом: 1) 14 определений были даны либо правильно, либо с помощью тематизатора отнесены к соответствующей области; 2) в 27 случаях респонденты не побоялись признаться, что не знают значения каких-то слов; 3) 109 терминов были причислены к области медицины. Чаще всего термины соотносили с лекарствами (Бустрофедон - таблетки какие-то. Асиндетон - лекарство, импортное, скорее всего); второй по численности группой были указания на какие-либо заболевания (Флексия - нарыв. Дейксис - воспалительное заболевание); затем можно выделить какие-то производимые медицинские манипуляции (Парцелляция - удаление чего-то при хирургической операции. Изоглосса - это лечебная физиопроцедура), а так же некоторые другие процессы, имеющие непосредственное отношение к медицине (Дискурс - курс лечения, скорее всего, в санатории. Аблаут - ситуация, когда пациент умер после долгого лечения, наверное) (Коротеева 1999: 18).

Таблица 12.