Сама же идея создания всемирного языка, уйдя на периферию науки о языке, продолжала развиваться и позже. Ей увлекались некоторые язы­коведы, самым знаменитым из которых был Н. Я. Марр, а со второй поло­вины XIX в. она нашла отражение в создании эсперанто и других вспомо­гательных языков. Однако их создатели уже не стремились отражать в структурах слов структуры вещей и использовали, хоть и в видоизменен­ном виде, реальные корни и слова реальных языков.

ЛИТЕРАТУРА

Алпатов В. М. «Грамматика Пор-Рояля» и современная лингвистика: (К выходу в свет русских изданий) // Вопросы языкознания, 1992, № 2, с. 57—68.

Кнорина Л. В. Природа языка в лингвоконструировании XVII века // Вопросы языкознания, 1995, № 2, с. 110—120.

ЛИНГВИСТИКА XVIII ВЕКА И ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XIX ВЕКА. СТАНОВЛЕНИЕ СРАВНИТЕЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКОГО МЕТОДА

XVIII век в отличие от предыдущего и последующего веков не дал каких-либо новых развернутых лингвистических теорий. В основном шло накопление фактов и рабочих приемов описания в рамках старых идей, а некоторые ученые (больше философы, чем собственно лингвисты) выска­зывали принципиально новые теоретические положения, постепенно ме­нявшие общие представления о языке.

В течение века увеличилось количество известных в Европе языков, составлялись грамматики миссионерского типа. В течение всего века и в начале XIX в. появлялись многоязычные словари и компендиумы, куда старались включить информацию о как можно большем числе языков. В 1786—1791 гг. в Петербурге вышел четырехтомный словарь русско-не­мецкого путешественника и естествоиспытателя П. С. Палласа, включав­ший материал 276 языков. Уже в начале XIX в. появился грандиозный труд «Митридат» И. X. Аделунга — И. С. Фатера, включавший в себя сведения о нескольких сотнях известных к тому времени языков; к нему был приложен перевод молитвы «Отче наш» почти на 500 языков.

В это же время продолжает развиваться нормативное изучение язы­ков Европы. Для большинства из них к концу XVIII в. сформировалась разработанная литературная норма. При этом сами языки описывались более строго и последовательно. Например, в «Грамматике Пор-Рояля» французская фонетика еще трактовалась под сильным влиянием латин­ского алфавита, например не замечалось существование носовых гласных. В XVIII в. такого рода описания выделяли систему звуков, мало отличаю­щуюся от того, что сейчас называют системой фонем французского языка. Активно велась словарная работа. Огромное значение для окончательного установления норм английского языка имела деятельность выдающегося лексикографа Сэмюэля Джонсона (1709—1784).

Среди стран, где в XVIII в. активно велась деятельность по норма­лизации языка, следует назвать и Россию. Если до того в Восточной Европе объектом изучения служил лишь церковнославянский язык, то начиная с петровского времени стал, поначалу стихийно, а затем все более осознанно, развиваться процесс формирования норм русского литературного языка, что требовало и его описания. В. 30-е гг. XVIII в. В. Г. Адодуров (1709—1780) пишет первую в России грамматику рус­ского языка. Затем появляется «Российская грамматика» великого рус­ского ученого М. В. Ломоносова (1711—1765). В этой грамматике, еще не вполне свободной от латинского эталона, дается подробное и точное для своего времени описание строя русского языка. В XVIII в. склады­вается и русская лексикография. В течение века благодаря активной теоретической и практической деятельности В. К. Тредиаковского, М. В. Ломоносова, а позже Н. М. Карамзина и его школы складываются нормы русского языка.

В течение XVIII в. продолжали составляться и общие рациональные грамматики в духе «Грамматики Пор-Рояля», из Франции традиция их написания распространяется в Германию. Однако такие грамматики не содержали особо новых идей. Идея конструирования «идеальных» языков постепенно перестает быть популярной.

Однако с конца XVn в. по конец XVIII в. к теоретическим пробле­мам языка обращались ученые, не создавшие каких-либо строгих мето­дов языкового описания и обычно не бывшие профессиональными линг­вистами. К их числу принадлежали в Германии Готфрид Вильгельм Лейбниц (1646—1716) и позже Иоганн Готфрид Гердер (1744—1803), в Италии Джамбатиста Вико (1668—1744), во Франции Этьен Бонно де Кондильяк (1715—1780) и Жан-Жак Руссо (1712—1778). В их сочине­ниях появляется ряд новых идей, главной из которых стала идея истори­ческого развития языка.

Именно в XVIII в. в центр обсуждений встала проблема происхож­дения языка, ни до того, ни после того она не обсуждалась столь активно. Раньше безоговорочно господствовали библейские представления об Ада­ме и Вавилонской башне. Теперь им на смену пришли попытки рациона­листических объяснений того, каким образом люди начали говорить. Почти все известные до наших дней концепции происхождения языка появились в XVIII в., хотя довольно сходные с ними взгляды высказыва­лись еще в античности. Была выдвинута идея о появлении языка на основе звукоподражаний, развитии языка из непроизвольных выкриков человека, а также развивавшаяся Ж.-Ж. Руссо идея о «коллективном договоре», в соответствии с которой люди договорились между собой о том, что как называть. Наиболее разработанную теорию происхождения и развития языка для тех лет предложил Э. Кондильяк. Он считал, что язык на ранних этапах развивался от бессознательных криков к созна­тельному их использованию, а получив контроль над звуками, человек смог контролировать свои умственные операции. От Э. Кондильяка про­изошла и идея о первичности языка жестов, который поначалу лишь дополнялся звуковым, а звуковые знаки возникали по аналогии с жеста­ми. Французский философ развил и концепцию о едином пути разви­тия языков, который, однако, языки проходят с разной скоростью, и пото­му одни языки совершеннее других. Здесь мы уже видим первый вариант концепции стадий, позднее развитой братьями Шлегель и В. фон Гум­больдтом.

Еще до Э. Кондильяка идеи историзма развивал Дж. Вико, выдви­нувший развернутую концепцию исторического развития человечества, в которой важное место отводилось развитию языка. По мнению К. Маркса, у Дж. Вико в зародыше уже содержались основы сравнительно-историчес­кого метода. И. Г. Гердер выдвинул положения о «духе народа», повлияв­шие на В. фон Гумбольдта.

Все эти идеи были достаточно интересными, но содержали один неус­транимый недостаток: они были основаны не на анализе языкового матери­ала, а на произвольных, хотя иногда и остроумных догадках. Что же касает­ся вопроса о происхождении языка, то никакими конкретными данными об этом процессе наука не располагала тогда и не располагает сейчас.

Общее распространение идей историзма сказывалось и на общем ин­тересе к выяснению родственных связей языков. Уже тогда не сомнева­лись в том, что сходство между собой германских или славянских языков объясняется общностью происхождения. Появляется идея о языковых семьях. Пережившие много веков представления о древнееврейском язы­ке как «корне» всех языков мира, на котором говорили до вавилонского смешения языков, уступают окончательно место идеям о множественнос­ти языковых семей. Однако надежного научного метода наука XVIII в. еще не имела, а представления об истории языков часто бывали фантасти­ческими. Например, французский язык тогда чаще всего не считали по­томком латыни по двум причинам: во-первых, предки французов — не римляне, а галлы; во-вторых, в латыни сложное склонение и спряжение, а во французском языке склонения почти нет, а спряжение много беднее, чем в латыни; отсюда вывод: французский язык — потомок кельтского (галль­ского), лишь испытавший латинское влияние.

Некоторые ученые уже в середине XVIII в. близко подходили к фор­мулированию основных положений сравнительно-исторического метода. Так, выдающийся немецкий историк и филолог Август Людвиг Шлёцер (1735—1809) в своей «Русской грамматике» (1763—1764) писал о регу­лярности звуковых соответствий между языками как признаке родства языков, о необходимости сопоставления корней, а не целых слов. Однако эти идеи еще не сопровождались основанными на них массовыми сопос­тавлениями конкретного языкового материала.

По выражению В. Томсена, весь XVIII в. сравнительно-исторический метод «витал в воздухе». Но нужен был некоторый толчок, который стал бы отправной точкой для кристаллизации метода. Таким толчком стало в конце века открытие санскрита, ранее почти не известного в Европе.

В 1786 г. на заседании Королевского общества в Калькутте выступил английский востоковед Уильям Джонс (1746—1794). Он много лет про­жил в Индии, тогда бывшей английской колонией, и занимался изучением индийской культуры под руководством местных учителей, сохранявших знание национальной лингвистической традиции. Эта традиция к тому времени уже перестала развиваться, но знание трудов Панини и других классиков продолжало передаваться из поколения в поколение. У. Джонс одним из первых среди европейцев узнал санскрит и первым начал его сопоставлять с греческим, латинским и другими языками Европы. Сход­ство санскрита с этими языками было очевидным, и У. Джонс выдвинул идею о происхождении всех этих языков, включая санскрит, от единого предка. Одновременно английский ученый положил начало знакомству европейского языкознания с индийской традицией, оказавшей некоторое влияние на ее развитие, особенно в самой санскритологии.

Открытие санскрита стало тем недостающим звеном, после появле­ния которого началось бурное развитие исследований в области сопостав­ления европейских языков с санскритом и между собой. Хотя открыли санскрит англичане, но очень скоро центр данных исследований перемес­тился в Германию, в то время страну с наиболее сильными научными цен­трами и школами. В течение всего XIX в. там находился центр мировой науки о языке, прежде всего сравнительно-исторического языкознания, или компаративистики. Помимо Германии ряд крупных ученых дала близ­кая к ней по научным традициям Дания. Развивалась компаративисти­ка и в других странах, включая Россию, где ее основателем стал Александр Христофорович Востоков (Остенек) (1781—1864).

Поначалу сопоставления языков еще были очень несовершенными. Но всего через три десятилетия после открытия санскрита, в 1816 г., появ­ляется первая вполне научная работа, заложившая основы сравнительно-исторического метода. Это была книга Франца Боппа (1791—1867) «О си­стеме спряжения санскритского языка в сравнении с таковым греческого, латинского, персидского и германского языков». В 1818 г. была издана книга другого крупного ученого, датчанина Расмуса Раска (1787—1832), «Исследование в области древнесеверного языка, или Происхождение ис­ландского языка». В 1819 г. вышел первый том «Немецкой грамматики» Якоба Гримма (1785—1863), в 1820 г. — «Рассуждение о славянском язы­ке» А. X. Востокова. За исключением рано умершего Р. Раска, эти ученые продолжали активно работать примерно до 50-х гг. XIX в., опубликовав немало сочинений. В этих сочинениях впервые формировался сравнитель­но-исторический метод.

Никто из перечисленных ученых не стремился к общетеоретическим и тем более философским рассуждениям, которыми были так богаты XVII и XVIII вв. У них редко можно найти какие-либо высказывания о природе и сущности языка. Они впервые в мировой науке, работая с конкретным материалом, старались выработать действительно научный метод его ис­следования.

Из указанных ученых наиболее широким по своему подходу был Ф. Бопп, старавшийся охватить все известные к тому времени индоевро­пейские языки. Другие компаративисты были уже по проблематике: Р. Раек и Я. Гримм занимались германскими языками, А. X. Востоков — славянскими. Однако подход у них имел общие черты.

Значительное количество сходных по звучанию и значению слов разных языков было известно и до основателей компаративистики. Од­нако надо было разобраться во всем этом богатстве, отличая истинное родство от заимствований и случайных совпадений. Данные ученые выд­винули ряд методических принципов, которые, будучи развиты компара­тивистами последующих поколений, сохраняются в компаративистике и по сей день. Эти принципы отчасти формулировались и раньше, напри­мер А. Л. Шлёцером, однако впервые они были подкреплены основанным на них анализом большого фактического материала.

Одним из них было понимание того, что сравнивать следует не целые слова известных языков, которые могут состоять из компонентов разного происхождения, а их составные части: корни, окончания. Понятие корня было сформулировано Ф. Боппом уже в первой его работе 1816 г. При этом корень понимался не в привычном для нас смысле, а как древний комплекс, которому в более поздних языках могут соответствовать и аф­фиксы, и не имеющие значения элементы. В частности, Ф. Бопп стремился возвести аффиксы современных и древних языков Европы к первичным, древнейшим корням. И Ф. Бопп, и Р. Раек считали лексические паралле­ли менее надежными, чем грамматические, поэтому на первых порах, что особенно последовательно проводилось у Ф. Боппа, сравнительно-истори­ческое исследование строилось как сравнительная грамматика родствен­ных языков, выявлялось происхождение тех или иных морфологических показателей. Идея об особом значении сопоставления морфологических показателей, по сравнению с лексическими элементами более устойчивых в языке, сохраняется и в современной науке (другой вопрос, что для ряда языков, прежде всего изолирующих, такие сопоставления вообще невоз­можны и родство может устанавливаться лишь через анализ лексики).

Другой принцип — регулярности соответствий — впервые наиболее четко сформулировал Р. Раек. Он первым разграничил имеющие разную значимость для компаративистики классы лексики. Слова, связанные с торговлей, образованием, наукой и т. д., слишком часто «возникают не естественным путем», то есть заимствуются. В то же время имеются слова, наиболее показательные для установления родства, поскольку они очень устойчивы и не склонны к заимствованию: это местоимения, числитель­ные, имена родства и др. Данное разграничение проводится сравнительно-историческим языкознанием и сейчас.

После выявления таких показательных слов, согласно Р. Раску, можно ставить вопрос об установлении родства: «Когда в двух языках имеются соответствия именно в словах такого рода и в таком количестве, что могут быть выведены правила относительно буквенных переходов из од­ного языка в другой, тогда между этими языками имеются тесные род­ственные связи». Далее Р. Раек приводит таблицу соответствий гречес­ких и латинских слов и заключает: «Известно, что, сравнивая множество слов, можно вывести большое число правил перехода, а так как в данном случае имеются большие соответствия также в грамматике обоих язы­ков, то мы можем с большим правом заключить, что между латинским и греческим языками имеют место тесные родственные связи». Если отвлечься от явно устаревшего представления о звуковых переходах как о «буквенных», то данный принцип используется в компаративистике нашего времени тоже.

Не надо, однако, думать, что все построения основателей компарати­вистики выглядят столь же современно. Они владели материалом лишь ограниченного числа индоевропейских языков, главным образом старо­письменных, ввиду чего их сопоставления быстро устарели. Они лишь сопоставляли родственные языки, но еще не занимались систематической реконструкцией праязыка, в лучшем случае реконструируя отдельные элементы вроде глагольных флексий у Ф. Боппа. У них еще не было раз­работанной методики по разграничению исконных соответствий и пусть достаточно многочисленных, но имеющих иное происхождение паралле­лей (за исключением правильного, но слишком еще общего разграниче­ния базовой и небазовой лексики). Нередко они исходили из впоследствии отброшенных построений вроде представления о санскрите как праязыке или тезиса Р. Раска о выведении греческого, латинского и германских языков из фракийского. Однако для своего времени труды первых компа­ративистов были большим шагом вперед. Впервые наука о языке могла развиваться на основе достаточно строгого метода.

Основатели компаративистики не ограничивались сопоставлением языков. В ряде их работ, прежде всего в «Немецкой грамматике» Я. Грим­ма, исследовалось историческое развитие отдельных языков и языковых групп. В частности, в книге Я. Гримма описывалась история германских языков и диалектов начиная с самых древних засвидетельствованных форм. По сравнению с другими учеными данного направления Я. Гримм нахо­дился под значительным влиянием романтических идей о «духе народа» и его отражении в языке, особо подчеркивая роль данных о народных диалектах (Я. Гримм вместе с братом Вильгельмом также известны как выдающиеся собиратели немецкого фольклора). Изучение исторического развития германских языков дало возможность Я. Гримму выявить зако­номерности их фонетического развития. Ему и некоторым его современ­никам принадлежат первые формулировки конкретных законов звуко­вых изменений языка. Понятие звукового закона, введенное Ф. Боппом в 1824 г. и развитое Я. Гриммом, тогда, однако, еще не имело столь принци­пиального значения, которое оно получило у следующих поколений ком­паративистов. Изучение исторических изменений и сопоставление язы­ков давали возможность восстанавливать то, что исчезло из памяти носителей языка. Так, в старославянской письменности существовали две особые бук­вы: юс большой и юс малый, звуковое значение которых забыли. Однако сопоставлением славянских языков А. X. Востоков открыл «тайну юсов», установив, что это были носовые гласные.

Наука о языке первой половины XIX в. не исчерпывалась одной компаративистикой. Параллельно развивались философские теории язы­ка, с которыми было связано и зарождение типологии. В начале XIX в. братья Август (1767—1845) и Фридрих (1772—1829) Шлегель впер­вые сформулировали идею об аморфных (позднее названных изолиру­ющими), агглютинативных и флективных языках, различие в строе которых они трактовали как различие стадий человеческого мышле­ния (подробнее см. об этом в главе о В. фон Гумбольдте). Общетеоре­тический, философский подход к языку в первой половине XIX в. достиг наивысшего развитие в теории В. фон Гумбольдта, которую необходимо рассмотреть отдельно в особой главе. Гумбольдтианская традиция продолжала развиваться в той или иной степени в течение всего XIX в. параллельно с развитием компаративистики.

Как традиция, заложенная Ф. Боппом, Р. Раском и др., так и тра­диция В. фон Гумбольдта были связаны с историческим подходом к языку. Описания современных языков и синхронные общетеоретиче­ские работы, хотя и продолжали писаться, ушли на периферию науки. Лишь изредка профессиональные ученые обращались к подобной проб­лематике, и чем позже, тем все меньше. Одним из редких образцов такой грамматики современного языка, не связанной с историческими изысканиями, стала якутская грамматика выдающегося ученого Отто Бётлингка (1815—1901), долго работавшего в России; грамматика вышла в Петербурге на немецком языке в 1851 г. (о ее значении говорит уже то, что ее русский перевод был издан в Новосибирске совсем недавно, в 1990 г.). Однако по основной специальности О. Бётлингк был санскрито­логом и в последующие десятилетия более не обращался к современ­ным языкам. В основном же изучение современных языков ушло из университетской науки. Европейскими языками занимались в основ­ном педагоги, методисты, авторы гимназических учебников, норматив­ных грамматик и словарей. «Экзотические» языки, как и раньше, чаще всего изучались силами миссионеров, офицеров-путешественников, слу­жащих колониальной администрации. Продолжали появляться и «ло­гические», «рациональные» грамматики, продолжавшие традиции «Грам­матики Пор-Рояля» и далекие от историзма. За ними, а затем и за самой грамматикой А. Арно и К. Лансло прочно установилась репута­ция безнадежно устаревших.

К середине XIX в. компаративисты все более занимались реконст­рукциями древних, не наблюдаемых языковых состояний, поначалу не столько праиндоевропейского, сколько более поздних. Одним из таких состояний было прароманское, представленное так называемой народной (вульгарной) латынью, мало отраженной в письменных памятниках (клас­сическая латынь отражала несколько более раннее состояние языка). Сопоставление романских языков, проводимое последователем Ф. Боппа Ф. К. Дицем и его учениками, дало возможность реконструировать ряд форм народной латыни, не зафиксированных в памятниках. А затем при

раскопках был найден написанный на народной латыни текст, где употреблялись эти формы! Так сравнительно-исторический метод еще на довольно раннем этапе развития уже выдержал проверку на на­дежность. Другие области языкознания тогда были развиты гораздо слабее.

ЛИТЕРАТУРА

Томсен В. История языкознания до конца XIX века. М., 1938, с. 51—81. Звегинцев В. А. Зарождение сравнительно-исторического языкознания //

Звегинцев В. А. История языкознания XIX и XX веков в очерках и

извлечениях, ч. 1. М., 1960, с. 25—27.

ВИЛЬГЕЛЬМ ФОН ГУМБОЛЬДТ

Вильгельм фон Гумбольдт (1767—1835) был одним из крупнейших лингвистов-теоретиков в мировой науке. По поводу его роли в языкозна­нии В. А. Звегинцев писал: «Выдвинув оригинальную концепцию приро­ды языка и подняв ряд фундаментальных проблем, которые и в настоящее время находятся в центре оживленных дискуссий, он, подобно непокорен­ной горной вершине, возвышается над теми высотами, которых удалось достичь другим исследователям».

В. фон Гумбольдт был многосторонним человеком с разнообраз­ными интересами. Он был прусским государственным деятелем и дип­ломатом, занимал министерские посты, играл значительную роль на Венском конгрессе, определившем устройство Европы после разгрома Наполеона. Он основал Берлинский университет, ныне носящий имена его и его брата, знаменитого естествоиспытателя и путешественника А. фон Гумбольдта. Ему принадлежат труды по философии, эстетике и литературоведению, юридическим наукам и др. Его работы по лингви­стике не столь уж велики по объему, однако в историю науки он вошел в первую очередь как языковед-теоретик.

Время, когда работал В. фон Гумбольдт, было периодом расцвета немецкой классической философии; в это время работали такие вели­кие мыслители, как старший современник В. фон Гумбольдта И. Кант и принадлежавший к одному с В. фон Гумбольдтом поколению Г. Гегель. Вопрос о связи гумбольдтовской теории с теми или иными философски­ми концепциями, в частности И. Канта, по-разному трактуется историка­ми науки. Однако несомненно одно: влияние на ученого общей философс­кой атмосферы эпохи, способствовавшее рассмотрению крупных, кардинальных вопросов теории. В то же время эпоха сказывалась и на научном стиле ученого: перед ним не стояла задача строить логически непротиворечивую теорию или доказывать каждое из ее положений; такого рода требования появились в лингвистике позже. Зачастую фило­софская манера рассуждений В. фон Гумбольдта кажется современно­му читателю не очень понятной, особенно это относится к его главному лингвистическому труду. Однако за сложно изложенными и никак не доказанными рассуждениями скрывается глубокое содержание, часто очень актуальное для современной науки. Наряду с несомненно уста­ревшими положениями мы видим у В. фон Гумбольдта постановку и решение, пусть в зачаточном виде, многих проблем, к которым впослед­ствии вновь приходила наука о языке.

Лингвистикой В. фон Гумбольдт в основном занимался в послед­ние полтора десятилетия жизни, после отхода от активной государствен­ной и дипломатической деятельности. Одной из первых по времени работ был его доклад «О сравнительном изучении языков применительно к раз­личным эпохам их развития», прочитанный в Берлинской академии наук в 1820 г. Несколько позже появилась другая его работа — «О возникнове­нии грамматических форм и их влиянии на развитие идей». В последние годы жизни ученый работал над трудом «О языке кави на острове Ява», который не успел завершить. Была написана его вводная часть «О разли­чии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человечества», опубликованная посмертно в 1848 г. Это безусловно глав­ный лингвистический труд В. фон Гумбольдта, в котором наиболее полно изложена его теоретическая концепция. Работа сразу стала очень знаме­нитой, и уже спустя десятилетие появился ее русский перевод, хотя и не бывший достаточно адекватным. В хрестоматию В. А. Звегинцева вклю­чены доклад «О сравнительном изучении языков применительно к раз­личным эпохам их развития» и фрагменты из его главного труда. Нако­нец, в 1984 г. вышла книга В. фон Гумбольдта «Избранные труды по языкознанию», куда впервые включены русские переводы всех его основ­ных лингвистических работ.

В двух более ранних работах В. Гумбольдта, прежде всего в статье «О сравнительном изучении языков применительно к различным эпо­хам их развития», ученый высказывает идеи, связанные с так называе­мой стадиальной концепцией языка. Эти идеи были основаны на ана­лизе значительного для того времени количества языков; в частности, на основании материалов, собранных его братом, он первым среди языко­ведов-теоретиков стал изучать языки американских индейцев.

Сравнительное изучение языков было нужно В. фон Гумбольдту не для выяснения языкового родства (работы Ф. Боппа он оценивал высоко, но сам компаративистикой такого типа не занимался), но и не просто для выявления общего и различного в языковых структурах, как в типологии более позднего времени. Для него было необходимым выявить общие закономерности исторического развития языков мира. Языкознание он, как и все его современники, понимал как историче­скую науку, но история языков не сводилась для него к истории языко­вых семей.

В связи с выделяемыми им тремя этапами развития В. фон Гум­больдт выделял «три аспекта для разграничения исследований языков». Первый этап — период происхождения языков. Владевший материалом многих языков так называемых примитивных народов ученый четко осознавал, что «еще не было обнаружено ни одного языка, находящего­ся ниже предельной границы сложившегося грамматического строе­ния. Никогда ни один язык не был застигнут в момент становления его форм». Тем более нет никаких прямых данных о происхождении язы­ка. В. фон Гумбольдт отказывался от сколько-нибудь развернутых гипо­тез в духе XVIII в. о происхождении языка, предполагая лишь, что «язык не может возникнуть иначе как сразу и вдруг», то есть проис­хождение языка из чего-то ему предшествовавшего — скачкообразный переход из одного состояния в другое. На первом этапе происходит «первичное, но полное образование органического строения языка».

Второй этап связан со становлением языков, формированием их структуры; его изучение «не поддается точному разграничению» от ис­следования первого этапа. Как уже отмечено выше, этот этап также недо­ступен прямому наблюдению, однако данные о нем можно получить, ис­ходя из различий структур тех или иных языков. Становление языков продолжается вплоть до «состояния стабильности», после достижения которого принципиальное изменение языкового строя уже невозможно: «Как земной шар, который прошел через грандиозные катастрофы до того, как моря, горы и реки обрели свой настоящий рельеф, но внутренне остался почти без изменений, так и язык имеет некий предел закончен­ности организации, после достижения которого уже не подвергаются ни­каким изменениям ни его органическое строение, ни его структура... Если язык уже обрел свою структуру, то важнейшие грамматические формы уже не претерпевают никаких изменений; тот язык, который не знает различий в роде, падеже, страдательном или среднем залоге, этих пробелов уже не восполнит».

Согласно В. фон Гумбольдту, языки проходят принципиально еди­ный путь развития, но «состояние стабильности» может достигаться на разных этапах. Здесь он развил существовавшие и до него идеи о стадиях развития языков, отражающих разные уровни развития тех или иных народов. Здесь позиция ученого оказывается несколько противоречивой. С одной стороны, он предостерегает против установления принципиаль­ной пропасти между уровнями развития языков «культурных» и «при­митивных» народов: «Даже так называемые грубые и варварские диа­лекты обладают всем необходимым для совершенного употребления»; «Опыт перевода с различных языков, а также использование самого при­митивного и неразвитого языка при посвящении в самые тайные религи­озные откровения показывают, что, пусть даже с различной точностью, каждая мысль может быть выражена в любом языке». С другой стороны, он же определенно пишет: «Наивысшего совершенства по своему строю, без сомнения, достиг греческий язык» (имеется в виду древнегреческий). В статье «О возникновении грамматических форм и их влиянии на раз­витие идей», откуда взята последняя цитата, В. фон Гумбольдт стремится выявить шкалу, по которой можно расположить языки, достигшие «со­стояния стабильности» на том или ином уровне (он допускает и возмож­ность того, что некоторые языки еще развиваются и «состояния стабиль­ности» не достигли и достигнут лишь в будущем).

В этом пункте В. фон Гумбольдт развил идеи, высказанные неза­долго до того двумя другими немецкими мыслителями, принадлежав­шими к тому же поколению, — братьями Августом и Фридрихом Шлегель. Они ввели понятия аморфных (позднее переименованных в изолирующие), агглютинативных и флективных языков; эти понятия, позднее ставшие чисто лингвистическими, связывались братьями Шле-гель и затем В. фон Гумбольдтом со стадиями развития языков и народов.

В. фон Гумбольдт выделяет четыре ступени (стадии) развития язы­ков: «На низшей ступени грамматическое обозначение осуществляется при помощи оборотов речи, фраз и предложений... На второй ступени грамматическое обозначение осуществляется при помощи устойчивого порядка слов и при помощи слов с неустойчивым вещественным и фор­мальным значением... На третьей ступени грамматическое обозначе­ние осуществляется при помощи аналогов форм... На высшей ступени грамматическое обозначение осуществляется при помощи подлинных форм, флексий и чисто грамматических форм». Нетрудно видеть, что три последние ступени соответствуют изолирующему, агглютинативно­му и флективному строю («аналоги форм» отличаются от «подлинных форм» тем, что в первых «связь... компонентов еще недостаточно проч­на, заметны места соединения. Образовавшаяся смесь еще не стала од­ним целым», то есть речь идет явно об агглютинации). Стадиальное различие прямо связывается со степенью духовного развития: «Первое, и самое существенное, из того, что дух требует от языка, — это не смеше­ние, а четкое разграничение вещи и формы, предмета и отношения... Однако такое разграничение происходит только при образовании под­линных грамматических форм путем флексии или грамматических слов... при последовательном обозначении грамматических форм. В каждом языке, располагающем только аналогами форм, в грамматиче­ском обозначении, которое должно быть чисто формальным, остается материальный компонент».

Правда, тут же В. фон Гумбольдт вынужден констатировать, что в данную схему с трудом укладывается китайский язык, составляющий, по его мнению, «самый необычный пример»; другой сходный пример представлял и древнеегипетский язык. Оказывается, что «два самых необычных народа были в состоянии достигнуть высокой сту… Продолжение »