ЛИНГВИСТИКА ОНЛАЙН
Пятница, 29.03.2024, 00:40
Приветствую Вас Гость | RSS
Главная Спор об аналогии и аномалии, продолжение (часть 2)РегистрацияВход
МЕНЮ
ПОИСК
КАЛЕНДАРЬ
«  Март 2024  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
    123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
СТАТИСТИКА

Онлайн всего: 2
Гостей: 2
Пользователей: 0
…апротив, подобно тому как и во многом другом природа кое-что создает своеобразно, например в числе, число которых безгранично, рогатую гадюку, носящую рога; в числе четвероногих — слона, снабженного хоботом; в числе рыб — пятнистую акулу, производящую на свет живых детенышей; в числе минералов — магнит, притягивающий железо, так же точно естественно, что среди множества имен с одинаковым именительным падежом окажется и такое имя, которое склоняется не одинаково с большинством.

227. В виду этого перестанем исследовать, является ли данное имя аналогичным большинству имен, и обратим внимание на то, как оно употребляется в обиходе, аналогично ли большинству или же на свой собственный лад. И как оно употребляется в обиходе, так и мы будем его произносить.

Но вот грамматики в виду разнообразных преследований, которым их всюду подвергают, стремятся придать апории иное направление.

228. Обиходов, говорят они, много: у афинян — один, у лакедемонян — другой, и более того у афинян отличны друг от друга обиходы древний и современный, а также неодинаков обиход крестьянского населения с обиходом городских жителей. Поэтому и комический поэт Аристофан говорит: «он держался речи средних граждан, не следуя ни слегка женственной речи столичных горожан, ни слегка мужицкой речи низших слоев».

229.         Поскольку обиходов много, грамматики спрашивают, каким же из них мы будем пользоваться? Ведь нет возможности следовать ни всем (одновременно), потому что они часто находятся в противоречии друг- с другом, ни какому-нибудь одному из них,
если только не будет отдано предпочтение одному определенному обиходу по соображениям технического порядка. Но прежде всего — скажем мы — самое искание ответа на вопрос о том, каким обиходом следует пользоваться, равносильно существованию известного искусства по части эллинской речи. Ведь она — я имею в виду аналогию — есть исследование сходного и несходного, а сходное и несходное берется из обихода. И когда что-нибудь оказывается употребительным, вы им пользуетесь, в противном же случае — нет.

  1. Итак, осведомимся и мы, из какого обихода вы берете сходное и несходное? Ведь обиходов много, и часто между ними наблюдается разноголосица. Но именно то, что вы скажете, отвечая на это, вы услышите также и от нас.
  2. А затем когда вы будете называть варваризмом отступление от обихода в единичном слове, мы со своей стороны выдвинем апорию, спрашивая, какой обиход вы имеете в виду, поскольку их много, и мы заявим, что следуем тому самому обиходу, которому следуете, по вашим словам, вы.
  3. И вот, хотя апория является обоюдной, у нас разрешение ее небезысходно. Дело вот в чем. Из обиходов одни сопряжены с теми или иными отраслями знания, другие же с повседневной жизнью. Так, определенные слова приняты в философии/а в особенности — в медицине, но также — в музыке и геометрии. Но су-                  | шествует еще и повседневный простой обиход обывателей, разня-                  \ щийся по городам и народностям.                  §

 

 

Варрон. О латинском языке IX.

 

1..... Иным легче учить, чем научиться тому, чего они не знают. Так, известный грамматик Кратет, следуя остроумнейшему Хрисиппу, который оставил книги «Об аномалии», выступил против аналогии и Аристарха, но, как показывают его сочинения, по-видимому не понял мысли ни того, ни другого: ибо и Хрисипп, говоря о неравномерности речи, ставил себе целью показать, что сходные вещи обозначаются несходными словами, и несходные — сходными, как это и есть в действительности, и Аристарх, говоря о равномерности, советует соблюдать некое подобие в склонении слов, лишь насколько это допускает обиход.

  1. Но если кто предлагает нам следовать в речи частично обиходу, а частично правилу, то он не так уже непоследователен;
  2. потому что обиход и аналогия ближе друг другу, чем думают противники: аналогия родилась из некоторого обихода, и из того же обихода — аномалия; следовательно, раз обиход охватывает несходные и сходные слова и их склонения, то не следует отвергать ни аномалию ни аналогию; ведь нельзя отрицать, что человек состоит из души, на том основании, что он состоит из тела и души.
  3. Но чтобы было яснее то, что я говорю, необходимо прежде провести различение в трех соотношениях (ибо по большей части с обеих сторон говорят обще то, что нужно отнести лишь к той или иной группе вещей): во-первых, в соотношении естественности и применимости: эти два определения заключают в себе различие, потому что одно — сказать, что существуют аналогии слов, а другое — сказать, что следует применять аналогию; во-вторых, в соотношении множества и границы — будем ли мы говорить об аналогии всех слов, или некоторой части, или большей части; в-третьих, в соотношении лиц, которые должны пользоваться аналогией, — тут возможно несколько случаев.              Л
  4. Ибо одно свойственно народу в целом, другое — отдельным людям, а среди последних — не одно и то же оратору и поэту, потому что права их неодинаковы. Итак, народ в целом должен для всех слов применять аналогию, и если его привычки неправильны — сам их исправлять, тогда как оратор не должен применять ее повсюду, и не может сделать это, не нарушая пределов положенного, а поэт может безнаказанно выходить за эти пределы.

37. Надо заметить, что в природе есть четыре формы, с которыми должны согласоваться слова при склонении: должна существовать вещь, которая обозначается; затем, чтобы эта вещь имела применение; чтобы природа слова, взятого для обозначения, была такова, что допускает склонение; и чтобы внешний вид слова был таков, что может склонением породить из себя определенный тип.

  1. Так, нельзя требовать, чтобы от terra (земля) было образовано terms (мужск. р.), потому что природа не допускает, чтобы в этом случае требовалось одно для мужского, другое для женского рода; подобно этому и исходя из применимости нельзя требовать, чтобы, если Terentius означает одного человека, а несколько человек — Terentii (мн. ч.), то так же говорилось бы faba (боб, в собирательном смысле) и fabae (мн. ч.); ибо неодинакова применимость того и другого; и нельзя требовать, чтобы так же как от Terentius мы образуем Terentium (вин. п.), велось бы склонение от А и В, потому что не всякое слово по природе имеет склонение.
  2. И не только в сравнении формы слов нужно искать, что у них сходно по внешнему виду, но нередко (надлежит искать сходство) и в том, каково их действие. Так, галльская и апулийская шерсть неопытному кажутся сходными на вид, тогда как опытный за апулийскую платит дороже, потому что она прочнее в употреблении...
  3. На вопрос, с какой стороны должно быть сходство в словах — со стороны звука или значения, — мы отвечаем: со стороны звука; но все же нередко мы исследуем, сходно ли по роду обозначаемое, и сравниваем мужское имя с мужским, женское с женским—не потому чтобы само обозначаемое оказывало воздействие на звук, но потому, что нередко при несходстве вещей им придают сходные по форме названия; так, мы называем башмаки мужскими или женскими, смотря по их внешнему виду, хотя знаем, что иногда и женщина носит мужские башмаки, и мужчина — женские.
  4. Так, мужчина носит имя Регреппа или Alfena, женское по форме; и наоборот, paries (стена) по форме сходно с abies (ель), но первое из этих слов считается мужского рода, а второе — женского, тогда как по природе и то и другое среднего. Итак, мы причисляем к мужскому роду не те слова, которые означают мужчину, но которым мы придаем hie и hi (этот, эти), и так же к женскому — о которых можем сказать haec или hae (эта, эти).

55,      Утверждают, что раз всякая природная вещь или мужского, или женского, или среднего рода, то должны были бы из каждого слова произойти три словесные формы, как albus, alba, album (белый, белая, белое); а между тем для многих вещей их по две, как Metellns — Metella (жен. р). Ennius — Ennia (жен. Р.), а иногда и по одной, как tragoedus (трагический актер), comoedus (комический актер); так, существует Marcus, Numerius, но не существует Магса, Numeria; говорится corvus, turdus (ворон, дрозд), но не говорится corva, turda; напротив, говорится panthera, merula (пантера, черный дрозд), но не говорится pantherus, merulus.... и вообще большое число слов этого рода не соблюдают аналогии.

56.      На это мы отвечаем, что хотя за всякой речью скрывается природная вещь, однако, если она не доходит до практического применения, то и слова до нее не доходят; таким образом, говорится equus (жеребец) и equa (кобыла), потому что их различия имеют практическое значение; a corvus и corva — нет, потому что здесь природное различие не имеет практического значения. Поэтому в некоторых случаях раньше было не так, как теперь: например columbae (мн. Ч. от columba — голубь) назывались все, и самцы и самки, потому что не были в домашнем употреблении, как теперь; теперь же наоборот, вследствие их домашнего употребления, которое мы усвоили, самец называется columbus, а самка — columba.

  1. Когда существуют три естественных рода и это различие имеет значение для практики, тогда оно проявляется, как например в doctus, docta, doctum (ученый, ученая, ученое): ведь ученость может переходить по этим трем родам, а практика научила отличать ученую вещь от людей, а среди последних — мужчину от женщины. А в мужском, женском и среднем природа мужского и женского и среднего остается неизменной, и потому не говорится feminus, femina (женщина), feminum и прочее; так что они названы особыми, отдельными словами.
  2. Поэтому, если в каких-нибудь вещах нет подобной природы и применения, то. и в соответствующих словах не следует искать соотношений такого рода; таким образом говорится, как surdusvir, surd a mulier (глухой мужчина, глухая женщина), так и surdum theatrum (глухой театр), потому что все три предназначены для слушания; напротив, никто не говорит cubiculum surdum (глухая спальня) (ср. р.), потому что она — для тишины, а не для слушания; но если в ней нет окна, то она называется caecum (слепое), так же как говорится caecus (слепой) и caeca (слепая): ведь свет должны иметь все помещения.
  3. Необдуманно поступают также и те, которые недовольны, что не говорится acetum (уксус) — aceta (мн. ч.), garum (соус) — gara (мн. ч.), подобно unguentum (мазь) — unguenta (мази), vinum (вино) — vina (вина). Действительно они хотят иметь обозначение множества для того, что подлежит скорее измерению и взвешиванию, чем счету: ведь о свинце, серебре, если произошло приращен ние, мы говорим multum (много) — multum plumbum (много свинца), multum argentum (много серебра), а не plumba (мн. ч.), argenta .(мн. ч.), тогда как о том, что из них сделано, мы говорим pluriibea (свинцовые, мн. ч. ср. p.), argentea (серебряные, мн. ч. ср. р.) (ведь когда. говорится argenteum (серебряное), то тут нечто другое, тут уже есть изделие: «серебряное», это есть кубок или что-нибудь такое): и этим выражаем, что много кубков, а не много серебра.
  4. Если у тех вещей, которым по природе присуща мера, а не число, есть несколько разновидностей, которые имеют практическое применение, они называются вследствие множественности разновидностей так, как vina (вина) и unguenta (мази); ведь одного рода вино с Хиоса, другого — с Лесбоса, также и из других местностей... 1очно так же, если бы на практике были известны существенные различия в масле, в уксусе и в других вещах подобного рода, то говорилось бы olea (мн. ч. от oleum, масло), как говорится vina.

Таким образом в обоих случаях пытаются неосновательно разрушить аналогию — и тогда, когда ищут сходных слов при несходном употреблении, и тогда, когда думают, что одинаково нужно говорить о том, что мы измеряем, и о том что мы считаем.

91. Упрекают Аристарха за то, что он отрицает сходство в именах Melicertes и Philomedes на том основании, что в звательном падеже одно имеет Meliccrta, а другое — Philomedes; также — если кто скажет, что между lepus (заяц) и lupus (волк) нет сходства, потому что у одного звательный падеж lupe, а у другого — lepus; также socer (свекор), тасег (тощий), потому что при переходе получится от одного трехсложное soceri (род. п.), от другого — двусложное macri (род. п.). Хотя на это уже дан ответ выше, где я говорил о шерсти (39), все же я и здесь еще добавлю, что сходными вещи называются не по одной только внешности, но по некоторой присущей им силе и способности, которая часто бывает скрыта от зрения и слуха; так что мы не считаем сходными яблоки совершенно одинакового вида, если они различного вкуса...

  1. Поэтому не заслуживает упрека тот, кто следует такому же правилу и по отношению к сходству слов.
  2. Так, надлежит брать для различения сходного какой-нибудь падеж, подобно тому как нередко берется местоимение. Например для слов nemus (роща), lepus (заяц): hiс (этот) lepus, hoc (это) nemus; соответственно они расходятся и тогда, когда говорится hi lepores (эти зайцы), haec nemora (эти рощи). Так и другое что-нибудь можно будет присоединить извне, чтобы глубже было видно сходство; и это совсем не будет далеко от природы: ведь и о двух магнитных камнях не сможешь решить, сходны они или нет, если не положить вблизи мелкие кусочки железа, которые от сходных камней получают сходное движение, а от несходных — несходное.

96. Несправедливо выступают против аналогии, когда утверждают, что она не соблюдается во временах глаголов, когда говорится legi (я прочел), lego (я читаю), legam (я буду читать) и т. п.: ибо формы, сходные с legi, означают завершенное действие, а остальные две — lego и legam — только начатое. Ведь в каждом залоге и виде один и тот же взятый нами глагол можно провести по всем временам, как например discebam, disco, discam (я учился, я учусь, я буду учиться), и по тем ^ке временам совершенного вида — didiceram, didici, didicero (я научился (раньше), я научился, я научусь).

99. Подобным же образом ошибаются и те, кто говорят, что в таких случаях, как pungo, pungam, pupugi (я колю, я буду колоть, я уколол), tundo, tundam, tutudi (я ударяю, я буду ударять, я ударил), или все глаголы должны менять слоги с обоих концов, или ни один: ведь они сравнивают несходное, глаголы несовершенного вида с совершенными. А если бы они сравнивали только несовершенные, то все начала глаголов оказались бы неизменяемыми, как, например, pungebam, pungo, pungam (я колол, я колю, я буду колоть), и, наоборот, менялись бы с обоих концов, если взять совершенные, как, например, pupugeram, pupugi, pupugero (я уколол (раньше), я уколол, я уколю).

108. Приводят против аналогии и то обстоятельство, что от сходного не склоняется сходное, как например от dolo (я обтесываю) и colo (я возделываю): от одного говорится dolavi (я обтесал), от другого colui (я возделал). В этих случаях нужно дополнительно взять что-нибудь, чтобы легче было образовать остальное; в роде того, как это бывает с мелкими работами Мирмекида. Действительно, в глаголах сходство часто бывает так смутно, что не различается, если не перейдешь на другое лицо или время; и для данных глаголов становится понятным, что они несходны, когда перейдем ко второму лицу: один дает dolas, другой colis.

109. Поэтому в остальных формах каждый из этих двух глаголов следует своему образцу. Для различения сходств важно, имеет ли глагол во втором лице последний слог as, или is, или es: поэтому признак аналогии скорее здесь, чем в первом лице, где несходство бывает затемнено, как это видно на примере глаголов mео (ступаю), nео (пряду), гио (рушусь): при переходе от этих форм образуются несходные, ибо говорится так: meo — meas, nео — nes, mо— mis; и каждая из этих разновидностей в дальнейшем сохраняет свою форму сходства.

 

 

 

  1. Прежде всего следует сказать о сходстве и несходстве, потому что в этом основа всех склонений и закон, управляющий речью. Сходно то, что представляется имеющим большинство признаков такими же, как и то, с чем оно сходно. Несходно то, что представляется противоположным этому. Всякое сходство — и также всякое несходство состоит не менее чем из двух вещей, потому что ничто не может быть сходным без того, с чем оно сходно, и ничто не называется несходным без присовокупления того, с <чем оно не сходно.
  2. Так, говорится, что человек похож на человека, конь на коня, и человек не похож на коня.... а среди самих людей более похож мужчина на мужчину, чем мужчина на женщину, потому что у них больше одинаковых частей; и также старик более похож на старика, чем на мальчика. А еще более похожи те, у которых почти одинаково лицо, телосложение, фигура. Итак, те, кто имеют больше одинаковых черт, называются более похожими, а те, которые наиболее приближаются к тому, чтобы иметь все одинаковое, называются двойниками, вполне сходными.

7. Вот, следовательно, что нужно внимательно рассмотреть в словах, какие части и в каких отношениях должны иметь сходными те слова, которые считаются имеющими сходство; как будет показано нише, это вопрос весьма скользкий. Действительно, что может показаться, при недостаточном внимании, более сходным, чем такие два слова: suis и suis? а между тем они не таковы, потому что одно означает шитье (suere — шиуь, 2 л. ед. ч.: suis), а другое — свинью (sus, род. п. suis). Так, те слова, которые мы признаем сходными по звукам и слогам, оказываются несходными как части речи, потому что одно имеет времена, а другое — падежи: две вещи, которые создают наибольшее различение в области аналогии. Также и более близкие между собой по роду слова часто порождают подобную же ошибку, как, например, в следующем: слова nemus (роща) и lepus (заяц) кажутся сходными, потому что оба имеют одинаковый прямой падеж; но здесь нет сходства, потому что для этого нужны известные сходные черты, в том числе — чтобы слова находились в одном роде имен, чего у этих слов нет: ибо lepus мужского рода, a nemus — среднего...

9.     Поэтому тот, кто станет исследовать, соблюдается ли в склонениях слов аналогия или нет, должен рассмотреть, какие и какого рода бывают сходства в этом отношении. Вопрос этот вследствие его трудности писавшие об этих вещах или оставляли в стороне или
только затрагивали, но не могли завершить.

10.     И здесь обнаруживается разногласие, и даже много разногласий; одни определили число аналогий по всем вообще отличительным признакам (например, Дионисий Сидонский, который пишет, что их семьдесят одна), другие — лишь для той части, которая имеет падежи; да и здесь, в то время как он говорит, что отличий сорок восемь, Аристокл свел их к четырнадцати пунктам, Пармениск — к восьми, другие — к меньшему или большему числу.

  1. Первое разделение в речи то, что одни слова совсем не склоняются, как например vix (едва), тох (вскоре), другие склоняются, как например от limo (я полирую), limabo (я буду полировать), от fero (я несу), ferebam (я нес); и так как аналогия может быть только в тех словах, которые склоняются, то кто говорит, что сходны слова nох (ночь) и mох (вскоре), тот ошибается, ибо эти слова не одного и того же рода: nох должно подчиняться чередованию падежей, а mох и не должно и не может.
  2. Второе разделение касается тех слов, которые могут склоняться, потому что одни из них — от произвола, другие — от природы... Из этих двух частей произвольное склонение относится к области обихода, естественное — к области аналогии.
  3. Поэтому нельзя, сравнивая одно с другим как сходное, сказать, что как от Roma (Рим) — Romanus (римлянин), так от Capua (Капуя) надо говорить Capuanus (вместо Capuensis, житель Капуи); здесь в обиходной речи сильные колебания, потому что склоняющие неумело дают имена вещам, а когда это от них воспринимается обиходом, то оказывается необходимым говорить неровно. Таким образом ни аристарховцы, ни другие аналогисты не взяли па себя защиту этого рода склонения, но, как я уже сказал, здесь склонение в обиходной речи страдает недугом, потому что порождается переменчивым и неопытным народом; поэтому в этой области речи в большей мере имеет место аномалия, чем аналогия.
  4. Третье разделение: слова, склоняющиеся от природы, делятся на четыре части; первая имеет падежи и ие имеет времени, как например docilis ([легко] учимый), facilis ([легко] делаемый); вторая имеет времена и не имеет падежей, как например docet (он учит), facit (он делает); третья имеет и то и другое, как например docens (учащий), faciens (делающий); четвертая — ни того, ни другого как например docte (учено), facete (остроумно). В этом разделении каждая часть несходна с тремя остальными. Поэтому, если сравниваемые между собой слова не принадлежат к одной и той же части, то при наличии схождения между ними, сходство это не должно приводить к одинаковым результатам.

21.    Чтобы именование было сходно с именованием, оно должно быть того же рода, того же вида, а равно в том же падеже и с тем же окончанием. Того же вида — чтобы если сравнивать имя, то именем было и то слово, с которым сравниваешь; сходно родом — чтобы не одно только, а оба были, например, мужского рода; сходно падежом — чтобы если одно в дательном, то и другое было в дательном ; окончанием — чтобы какие имеет одно конечные буквы, такие же имело и другое.

22.    К этому четверному источнику направляются ряды по двум направлениям — одни поперечные, другие отвесные, как это бывает на доске для игры в кости. Поперечные — это те, что склоняются от прямого падежа вкось, как например albus, albi, albo (белый, белого, белому); отвесные — те, что склоняются от прямого падежа к прямым же, как например albus, alba, album (белый, белая, белое); и те и другие имеют по шести частей. Части поперечных рядов называются падежами, отвесных — родами; и те и другие переплетаются между собой в самой форме.

  1. Важно также, каков внешний вид слова, потому что он может претерпеть изменение иногда в начале слова, как например suit, suit (он шьет, он сшил); иногда в середине, как например сurso, cursito (бегаю, бегаю взад и вперед); иногда в конце, как например doceo, docui (я учу, я научил); иногда общее, как например lego, legi (я читаю, я прочел). Важно, значит, из каких букв состоит каждое слово, и особенно его конец, потому что в большинстве случаев изменяется именно он.
  2. Поэтому и в этих частях одни устанавливают сходство хорошо, другие дурно, и надо следить, правильно или неправильно это делается при сравнении падежей; но везде, где только колеблются буквы, надо обращать внимание не только на них, но также и на ближайшие, остающиеся неподвижными, ибо это соседство имеет некоторое значение в склонении слов.
  3. В этом внешнем виде мы назовем сходным не то, что означает сходные вещи, а то, что имеет такую форму, которая по установившемуся порядку обычно означает такого рода вещи; подобно тому как мужской или женской туникой мы называем не ту, которую носит мужчина или женщина, а ту, которую они должны носить по установившемуся порядку; ведь может мужчина носить женскую, а женщина мужскую, например как мы это видим на сцене у актеров; но мы называем женской ту, которая принадлежит к такому роду одежды, какой положено пользоваться женщинам. Как актер носит женскую столу, так можно сказать, что Перпенна и Кекина и Спуринна носят женские по внешнему виду имена, но не имена женщин.
  4. Надо обращать внимание и на сходство в изменении, потому что свойства одних слов видны из тех самых слов, от которых они склоняются, например, почему от praetor, consul (претор, консул) должны быть praetori, consuli (претору, консулу); другие уясняются в переходе: например, socer, macer (свекор, тощий): одно образует socerum (свекра, вин. пад.), другое macrum (тощего, вин. пад.), и оба в остальных склонениях как единственного числа, так и множественного следуют своему пути, указываемому переходом. Происходит это потому, что есть два рода естественных свойств, которые можно сопоставить между собой; один род ясен сам по себе, как homo (человек) и equus (конь); другой не может уясниться без некоторой взятой извне вещи, как eques (конник) и equiso (конюх), ибо и тот и другой получили название от коня.
  5. Поэтому узнать, похож или не похож человек на человека, можно по самим наблюдаемым людям, сравнив их; а одинаково ли эти двое превосходят ростом своих братьев, невозможно сказать, если не будешь знать, какого роста эти менее высокие, с которыми тех сравнивают; также не может быть усмотрено, без привнесения чего-то извне, сходство в более широком, более глубоком и в остальном того же рода. Так, следовательно, и некоторые падежи, относящиеся к этому роду, нелегко назвать сходными, если будешь рассматривать только слова сами по себе, взятые в отдельности, и не присоединить сюда и другого — в какую сторону клонится переход слова.
  6. Для членов кое-что будет так же, кое-что иначе. Действительно, из пяти родов два первых они имеют теми же, потому что бывают и мужскими, и женскими, и средними, и иные означают единичное, иные множественное; из падежей они имеют пять, так как обозначения звательного падежа у них нет. Отличительное их свойство — что частью они определенные, как hie, haec (этот, эта), частью неопределенные, как quis, quae (какой, какая). Так как их аналогия смутна и скудна, больше говорить о них в этой книге нет необходимости.
  7. Второй род — это слова, которые имеют времена и не имеют падежей, но имеют лица. У них есть шесть видов склонений. Одно называется временным, как legebam, gemebam — lego, gemo (я читал, я стонал — я читаю, я стону). Другое — по лицам: sero, meto — seris, metis (я сею, я жну — ты сеешь, ты жнешь). Третье — вопроса, как scribohe, legone (пишу ли я, читаю ли я). Четвертое — ответа, как fingo, pingo, fingis, pingis (я леплю, я рисую, ты лепишь, ты рисуешь). Пятое — пожелания, как dicerem, facerem, dicam, faciam (чтобы я говорил, чтобы я делал). Шестое — повеления, как cape, rape, capito, rapito (бери, хватай, ты должен брать, ты должен хватать).

33. Сюда присоединяются разновидности от четырех попарных разделений: несовершенное и совершенное — emo, edo; emi, edi (я покупаю, я ем; я купил, я съел); однократное и многократное — scribo, lego; scriptitavi, lectitavi (я пишу, я читаю; я пописывал,

uro, ungo; итог,

я почитывал); действительное и страдательное -urgo (я жгу я мажу; я жгусь, я мажусь); единственное и множественное - laudo, culpo; laudamus, culpamus (я хвалю, я виню; мы хвалим, мы виним).

51. Аналогия имеет основу или в произволе людей, или в природе слов или в том и другом. Произволом я называю установление слов, природой — склонение слов, к которому прибегают, не имея научных знаний. Кто последует за установлением, тот скажет, что если сходно в прямом падеже dolus (умысел) и malus (злой), то в косвенном будет dolo (умыслом) и malo (злым); кто последует за природой, скажет, что если сходно в косвенных Marco, Quinto (Марку, Квинту), то должно быть Marcus, Quintus (Марк, Квинт); кто последует за тем и другим, скажет, что если есть сходство, то каков переход в servus, serve (раб — им. п., раб — зват. п.), такой же должен быть и в cervus, cerve (олень — им. п., олень — зват. п.). Общим для всех случаев является, что четыре словесные формы имеют соотносительное склонение.

  1. Кто полагает начало аналогии в установлении, отсюда должен будет склонять косвенные формы; кто полагает его в природе — наоборот; кто — ив том и другом, образует от переходов упомянутого рода и остальные формы склонения. Установление в нашей власти, а мы во власти природы: ибо каждый устанавливает имя, как ему угодно, а склоняет так, как угодно природе.
  2. Но слово устанавливается двумя способами — или для единичной вещи или для множества: для единичной, как cicer (горох), для множества — как scalae (лестница, собственно, «ступени»); и нет сомнения, что ряд склонений, в котором будут склоняться одни лишь единичные вещи, должен отправляться от некоторого единичного падежа, как cicer, ciceri, ciceris (горох, гороху, гороха); и что, наоборот, в том ряде, который свойствен одному только множеству, надлежит начинать от некоторого множественного падежа, как scalae, scalis, scalas; вот и нужно рассмотреть, когда соединены две природы и являются два рода склонений, как mas, mares (мужчина, мужчины — им. п. мн. ч.), откуда тогда должен начинаться порядок аналогии: от единичной вещи ко множественности или наоборот? Ведь если природа восходит от одного к двум, то отсюда не следует, что позднейшее не может быть более значительным в изложении, так что начинать нужно было бы обязательно с того, чтобы показать, что является первым. Так и те, которые рассуждают обо всей природе и потому называются физиками, отправляясь отсюда, от целостной природы, обратно, показывают, каковы начала мира. И хотя речь состоит из букв, грамматики изъясняют буквы, исходя из речи.

56. И так как следует скорее отправляться от того, что очевиднее, чем от того, что первее, и скорее от неискаженного начала, чем от искаженного, и скорее от природы вещей, чем от произвола людей, а эти три предпочтительные части менее присутствуют в единичном, чем во множественном, — то поэтому при доказательстве удобнее исходить из множественности: в этих началах меньше оснований для измышления слов.

58. Если окажется, что прямой падеж множественного числа имеет искаженную форму, что бывает редко, то мы его исправим прежде чем начать с него: нужно выбрать из косвенных те формы, которые будут недвусмысленны — единичные или множественные — чтобы из них можно было видеть, к какому образцу они должны относиться.

  1. Мы должны предпочтительнее всего следовать за таким началом, основанием которого являлась бы природа, потому что тогда в склонении легче установить закономерность. Ведь легко заметить, что ошибка скорее может произойти в установлении, которое происходит по большей части в прямом падеже единственного числа, потому что необразованные и несогласно действующие люди дают вещам имена так, как их повлечет прихоть; а природа сама по себе большей частью остается неискаженной, если ее не извратит кто-нибудь неумелым обращением.
  2. Поэтому, если кто положит в основу аналогии природные падежи, а не устанавливаемые, то на долю обихода остается лишь немногое, и человеческая прихоть будет исправляться природой, а не природа прихотью; у тех же, кто захочет следовать за установлением, это будет происходить наоборот.
  3. А если кто предпочтет исходить из единственного числа, то ему нужно будет начать с шестого падежа, который является собственным латинским, ибо по различиям букв этого падежа ему легче будет различать многообразие остальных: этот падеж оканчивается или на а, как hac terra (этой землей), или на е, как hac lance (этим блюдом), или на i, как hac levi (этой легкой), или на о, как hoc caelo (этим небом), или на и, как hoc versu (этим стихом). Итак, для показания склонений возможен двоякий путь.

74. Не одинаково определяется та аналогия, которая руководится природой слов, и та, которая приноравливается к обычной речи. Первая должна определяться так: аналогия есть сходное склонение сходных слов. Вторая же так: аналогия есть сходное склонение сходных слов, не противоречащее общепринятому обиходу. Если к определению последней из этих двух в конце его прибавить: до некоторой степени, — то получится определение поэтической аналогии. Из этих аналогий первой должен следовать народ в целом, второй — каждый отдельный представитель парода, третьей — поэты.

79. Что представляет собой аналогия в речи и каких бывает видов, и какой из них представляется нужным следовать, — я коротко изложил, как мог; теперь скажу, где ее не должно быть, хотя ее и там обыкновенно ищут, как будто бы она там должна была быть.

Таких случаев можно насчитать четыре. Во-первых, не следует искать аналогии в словах такого рода, которые не склоняются, как например в таких: nequam (негодный, несклоняемое слово), тох (вскоре), vix (едва)...

  1. Во-вторых, если слова имеют только один падеж, потому что не склоняются, каковы все имена букв. В-третьих, если ряд данного слова единичен и не имеет другого, с которым мог бы быть сравнен, каковым считают caput, capiti, capitis, capite (голова, голове, головы, головой). В-четвертых, если между теми четырьмя словами, которые сравниваются между собой, нет нужного соотношения, как socer, socrus; soceros, socrus (свекор, свекровь; свёкров, свекровей — вин. п.).
  2. С другой стороны, в тех случаях, когда следует искать аналогии, должны соединиться, пожалуй, столько же условий. Во-первых, чтобы существовали вещи; во-вторых, чтобы они имели применение; в-третьих, чтобы эти вещи имели названия; в-четвертых, чтобы они имели естественные склонения.

 

Вход на сайт
МЕНЮ
Copyright MyCorp © 2024
Бесплатный конструктор сайтов - uCoz